Пикирующий глиссер

– Обычная, – Кошмар с равнодушным видом сдвинул плечами, его даже немного расстроило, что «гости» не выпендриваются, не пытаются права качать. Чеченец указал на стоящих на коленях солдат. – Вон, видишь тех чушкарей? Вас четверо, их пятеро, есть шанс одному сделать ценный подарок – жизнь. Мне все равно, кто это будет. Вам решать.

– Ты что, и брата моего хочешь кровью повязать? – заскрежетал зубами Валерий.

– А ты надеешься, что он выйдет чистеньким? Нет, – Кошмар покачал головой, – все хлебнете крови, либо чужой, либо своей.

– Вот сука, – не удержался Семафор. Теперь всем стало ясно: они угодили в хорошо спланированную западню, из которой есть всего два выхода – либо выполнить условия боевиков, либо умереть. И, скорее всего, эта смерть не будет милосердной и безболезненной.

Стоящий позади офицеров Семен Дудиков мгновенно сообразил, что может произойти в ближайшие минуты. И Лацюк, и Серафимов были готовы умереть на месте, лишь бы не окропить руки кровью своих соотечественников.

– Здесь один патрон, – Кошмар демонстративно медленно достал из кармана камуфляжных штанов видавший виды пистолет Макарова. От времени воронение местами облупилось и ссыпалось с металла, рукоятка с пластмассовыми «щечками» была перемотана синей изолентой. – Каждый из вас может подарить одному из обреченных легкую смерть.

Ни Лоцман, ни Семафор не издали ни звука, просто стояли, будто оцепенев, ссутулившись и втянув головы в плечи, напоминая двух загнанных и ощетинившихся псов.

«Еще минута, и они нас пустят в расход. Тут же, не сходя с места», – тревожно подумал Семен, и в его висках застучала кровь. Это он понял своим простым, не замороченным крестьянским умом, не признающим идеалов и принципов, понимающим лишь одно: выгодно или нет. Теперь секундная задержка могла стоить жизни всем троим, а умирать он не собирался. По крайней мере сейчас. Убивать сын доярки и механизатора не боялся, уже в шесть лет он ловил кур и без страха рубил им головы. В десять «приговаривал» кроликов и сдирал с них шкуры. А в пятнадцать на первых порах помогал, а после сам колол и освежевывал свиней. Убийство для него было делом привычным. Оставался лишь моральный аспект, эту заразу рано или поздно подхватывают все, кто попадает в город. «Как же это можно убивать своих? – размышлял про себя Янки. – А тех бандюков, которых мы мочили при переделе Комсомольска, разве они были не свои? Но тогда на кон были поставлены деньги, а сейчас куда больше – жизнь…»

– Неужели у доблестных ментов поубавилось храбрости? – насмешливо спросил Кошмар, явно бравируя своим превосходством. – Или, может, ее никогда и не было?

Оба офицера промолчали, не решаясь на какие-то действия. И, прежде чем чеченец замолчал, к нему навстречу шагнул Дудиков.

– А давай, Кошмарик, начнем с меня. – Семен протянул вперед правую руку с широко растопыренными пальцами.

Боевик внимательно посмотрел на него, осматривая с головы до ног, будто оценивая, потом сказал:

– Хочешь быть первым, похвально. Но запомни, попробуешь финтить, из остальных сделаю фарш. – Угроза была нешуточной. – Здесь, – Кошмар кивнул назад, где столпились боевики, – больше сотни стволов, и каждый готов вас разделать, как жертвенного барана. Понимаешь, о чем я говорю?

– А ты меня не пугай. Был бы пуганым – не поперся бы сюда, – беря «ПМ», спокойно, даже скорее нагло, проговорил Семен. Привычным движением он вытащил обойму и бросил ее на землю. Затем отдернул ствольную коробку, на лету поймав выброшенный из затвора золотистый цилиндр. Чеченец не обманул, в пистолете находился всего один патрон. Загнав его в патронник, Дудиков направился к пленным солдатам. Он не выбирал себе жертву, не пытался заглянуть в глаза или запомнить в лицо. Сейчас все они для Семена были на одно лицо, безлики, как домашние куры или кролики. Он подошел к ближнему, его камуфляжная форма свисала лохмотьями, волосы, некогда цвета спелой пшеницы, слиплись от грязи и крови. Только круглая точка макушки оставалась необычно белой, или так показалось палачу. Приблизившись к обреченному солдату, Дудиков вскинул пистолет и надавил на спусковой крючок, громко щелкнул выстрел. Тупая «макаровская» пуля угодила точно в пятно макушки, прошила мозг и застряла где-то внутри. Солдат упал на бок, будто деревянная болванка, даже не дернувшись в предсмертной судороге.

– Браво! – Кошмар демонстративно захлопал в ладоши. – Чувствуется рука профессионала.

Дудиков на подобное проявление восторга никак не отреагировал, просто протянул боевику пистолет с отошедшим в крайнее заднее положение затвором. Про себя при этом недобро подумав: «Ничего, падла, придет время, и твою башку возьму на прицел».

Почин был сделан, теперь строить из себя идеалиста означало не только умереть, но и обречь на смерть людей, которые тебе доверились. Лацюк шагнул к Кошмару, который держал уже заряженный пистолет, и поинтересовался:

– Может, добавишь еще парочку «маслят»?

Чеченец отрицательно мотнул головой и наставительно произнес:

– Один человек – один патрон, каждый должен вкусить трупную сладость смерти.