Понял ли тогда Пабло, что он зря тратит время на мисс Токлас? Он не предпримет больше дальнейших попыток…
Размолвка Пабло с Фернандой не стала слишком продолжительной. Как справедливо отмечала Гертруда, Пикассо, если он одинок, не способен оставаться в мастерской, а следовательно, работать. Она отмечает также, что Фернанда больше не носит серьги, значит, она в затруднительном положении, и если ей не на что жить, то она вернется к Пабло.
Предвидение Гертруды оправдалось — в конце 1907 года Фернанда снова в мастерской Пикассо. По-видимому, она все-таки осознала, что творчество Пикассо заслуживает гораздо большего внимания, и поняла — художника необходимо морально поддержать в момент, когда он практически в одиночестве пытается осуществить революцию в живописи. Кто, как не он, способен так радикально порвать с законами перспективы времен Ренессанса и классическими пропорциями человеческого тела?
В это время стало очень модным примитивное искусство Африки и Океании. Повсюду можно было встретить талисманы или идолы, как их тогда называли, — на Блошином рынке, у Порт Клиньянкур, на улице Муфтар или у папаши Соваж (от фр.
А Пикассо как раз пытался найти совершенно новый язык в живописи, чтобы порвать с академическими традициями своей эпохи…
Долгое время считалось, что именно под влиянием африканского искусства были созданы две женские фигуры справа на знаменитом полотне. Вовсе нет: как показали различные исследования, это иберийское искусство и только оно вдохновило Пикассо на создание подобных образов, работу над которыми он начал уже в Госоли. Откуда и знаменитая фраза Пабло: «Негритянское искусство? Не знаю такого».
Но верно то, что гораздо позже Пабло будет использовать некоторые приемы, заимствованные у африканских скульптур, чтобы добиться эффектов примитивизма, в особенности в период кубизма.
Вернувшись из Госоли, Пабло меняет распорядок дня. Теперь он больше работает днем, что позволяет ему проводить вечера с друзьями. Особенно их привлекает кафе «Клозери де Лила» на Монпарнасе, впервые их привели сюда в конце 1905 года Андре Сальмон и Аполлинер. Друзья принимают участие в поэтических вечерах, организуемых в кафе журналом «Стихи и проза», основанном Полем Фором (Андре Сальмон был исполнительным секретарем этого журнала). Эти вечера объединяли поэтов, писателей, художников, скульпторов и музыкантов. В прокуренном зале, где большинство клиентов находились, как правило, под воздействием крепких напитков, осмелевшие поэты читали свои стихи под несмолкаемый людской гул. Тишина наступала, когда слово брал Яннис Пападиамантопулос, более известный под именем Жан Мореас. Этот импозантный грек красивым звучным голосом читал свои «Станцы», размахивая в ритм рукой, унизанной золотыми перстнями. Враги прозвали его Матамореас. Откровенно говоря, Пабло тоже не нравился этот поэт, но он старался не показывать этого, так как Мореас был идолом Аполлинера и Маноло. «Какая жизнь, какой гам! Какое безумие!» — писала по поводу этих вечеров Фернанда, а Пикассо воображал, что он снова в «Четырех котах». Он обожал эти литературные собрания настолько, что ничто не останавливало его преодолевать пешком (он был не в состоянии тогда нанять фиакр) нелегкий маршрут Монмартр — Монпарнас. А на обратном пути пытался найти в мусорных баках что-нибудь съестное для своих собак и кошек, без которых не мог обойтись, как бы беден ни был в то время.
В эти годы на вечерах в «Клозери де Лила» Пикассо мог встретить писателей и художников со всего света — например, итальянца Маринетти, англичанина Стюарта Мерилла или студента-грека Кристиана Зервоса, который много позже создаст уникальный каталог картин и рисунков Пикассо, монументальный труд, пользующийся всеобщим признанием.