На следующее лето Пикассо попросил одного из друзей-испанцев достать ему глину, которую в то время было не так-то легко заполучить, чтобы он мог приступить к воплощению своей идеи. Друг-испанец, желая услужить знаменитому земляку, привез гору глины, которой хватило бы на десяток задуманных художником фигур. Избавившись от ненужной части доставленного ему материала, Пикассо принялся за дело. Оно шло поразительно быстро, потому что он четко представлял себе замысел. По мере продвижения работы скульптура становилась все более тяжелой для скреплявшей ее арматуры и чуть было не рухнула. Пришлось закрепить ее с помощью веревок. Позднее овца выпала из рук пастуха; потребовалась проволока, чтобы удержать ее в прежнем положении. Видя, что все эти временные приспособления не спасут скульптуру, он пригласил друга-скульптора, который снял слепок из гипса с глиняной фигуры. Когда гипс застыл, Пикассо внес несколько изменений, и в таком виде скульптура, возвышаясь над всеми остальными, простояла в студии вплоть до конца войны, когда она была отлита в бронзе.
Вскоре после освобождения Парижа в 1944 году Поль Элюар в письме одному из друзей писал о Пикассо: «Он оказался одним из немногих среди художников, которые держались и продолжают держаться стойко». Он намекал на то, что ряд художников позволили немцам с помощью подачек привлечь их на свою сторону. Пикассо же, когда к нему обращались с просьбой, никогда не отказывался укрыть у себя участников движения Сопротивления, даже когда он абсолютно не знал их.
Смерть Макса Жакоба
Хотя Пикассо ни разу публично не заявлял о своих взглядах, он, не колеблясь, появился весной 1944 года на похоронах Макса Жакоба. Поэт, долгие годы проживший в аббатстве Сен-Бенуа на положении не посвященного в монахи беглеца, был арестован только за то, что он еврей. Его бросили в концлагерь в Дранси, где он вскоре скончался. Пикассо уже в течение долгого времени не поддерживал с ним отношений. Общими между ними остались лишь воспоминания давнишних лет и уважение, которое Пикассо питал к когда-то близкому другу и которое выражалось в редких визитах художника к этому затворнику в его обитель. Но смерть друга, особенно в таких нечеловеческих условиях, потрясла Пикассо. С Жакобом оборвалась нить, связывавшая его с прошлым и еще раз напоминавшая ему о его собственном бренном существовании на этой земле.
По мере того, как четыре года лишений подходили к концу, студия, где работал Пикассо, заполнялась полотнами, которыми были заставлены все стены. Из-за наваленных на полу скульптур негде было ступить и шагу. Значительную часть образовавшейся богатой коллекции составляли виды Парижа. Основными объектами на полотнах стали здания, мимо которых он проходил каждый день вдоль берега реки, омывавшей Иль-де-ля-Сите. Его любимыми композициями стали виды Нотр-Дам со стороны набережной, окаймленной аркой одного из каменных мостов, и статуя Генриха IV, спрятавшаяся среди деревьев в конце острова. Он перенес на полотна крыши расположенных ближе к дому зданий, которые были видны из окна его студии. Иногда на переднем плане он помещал растения — томаты со столь желанными в тот период плодами. В этих знакомых видах особо выделялись серые камни и углы стен и крыш, что делало очертания города похожими на грани бриллианта.
Расположенный неподалеку от студии Пикассо на улице Гран-Огюстен маленький ресторанчик «Ле Каталан», названный так в честь художника, служил местом ежедневных встреч художников, поэтов, друзей. «В течение многих месяцев, — вспоминал впоследствии Пикассо, — я обедал в „Ле Каталан“, и в течение всех этих месяцев смотрел на стоявший там буфет не более как на элемент мебели. Однажды я решил сделать из него картину, и сделал ее. После этого на его месте зияла пустота. Очевидно, я унес его с собой во время создания картины». Этот забавный рассказ иллюстрирует связь между творением его рук и реальностью. Главное доя Пикассо в минуты созидания — это «овладеть объектом», не временно, как вор или покупатель, а на всю жизнь, как творец.
Освобождение
Рано утром 24 августа 1944 года Париж был разбужен огнем снайперов с крыш домов и уханьем выстрелов отступавших немецких танков. В городе царила атмосфера всеобщей приподнятости: парижане поняли, что наконец-то настал день освобождения, который каждый стремился как-то приблизить. Отрезанный от префектуры лишь Сеной и несколькими домами, Пикассо оказался в центре разразившейся перестрелки. Друзья пробирались к его студии, чтобы сообщить о ходе боев, в то время как в самой студии оконные стекла разлетались на куски от случайных пуль и взрывов. Даже в эти напряженные минуты Пикассо, пренебрегая опасностью, продолжал трудиться. Он возвращается к методу, который применял еще в конце первой мировой войны: достав фотографии и наброски позировавших ему когда-то натурщиц, он использовал этот оказавшийся под рукой материал в более свободной, чем обычно, манере. Работая, он пел во весь голос, стремясь заглушить грохот, доносившийся с улицы.