– Да никак дом не продается. Это, значит, длинное предисловие. Теперь главная часть. Как-то раз я приехала на работу. Есть у меня в характере занудность. Сама себе правило придумаю, а потом сама на себя злюсь, что не получается его соблюдать. Я в Ложкино прикатываю каждый день в два часа, уезжаю, если ничего особенного не произошло, в пять. Ну, значит, вошла я в дом, в кухню направилась, глядь, на столешнице у кофемашины пятнышко коричневое. Маленькое. А в моих правилах занудства, о которых я уже сказала, строго прописано: где готовят еду, там должна быть идеальная чистота. Я отлично помнила: когда уезжала, не было пятна, и я не тот человек, чтобы кофе чуть-чуть пролить и не вытереть. Ложкино строго охраняется, маловероятно, что в дом залез посторонний. Особняк на охране, секьюрити получат сигнал, мигом прилетят. Это мне голос разума говорил, а другой кто-то в уши шептал: «Валя, беги, проверь, все ли цело». И я понеслась по этажам в ритме танца с саблями. Ничего не пропало. Но! В гостиной на трех окнах рулонки были опущены до самого низа, а на четвертом чуть выше, и занавески неаккуратными складками висели.
Валентина усмехнулась.
– За что Наталья Ивановна меня ценила? Да за мои правила занудства, а в них указано: окна должны находиться в идеальном состоянии, большинство горничных не видит, что драпировки некрасиво висят, открыли-закрыли их, и ладно. А я всегда прислугу заставляла ровные складочки выкладывать. Поскольку сейчас я одна в особняке служу, то сама все делаю.
Анетина подперла подбородок кулаком.
– Сложила я все, что увидела, вместе: пятно, рулонки, портьеры, и сообразила: кто-то, зная, что дом пустует, в него захаживает. Зачем? Как внутрь попадает? Ну и решила поймать «гостя». Сделала вид, что ушла, все заперла, на машине своей уехала. Потом оставила ее на служебной парковке за оградой, а сама тайком в дом шмыг. Затаилась в кладовке.
– Никогда бы так не поступила, – воскликнула я, – а вдруг это какой-нибудь бомж, беглый уголовник?
Валентина вскинула брови.
– Такой аккуратный, что, уходя, полный порядок в доме навел, только пятнышко и рулонку с занавесками не заметил? Нет. Грешным делом, я подумала на Лизу Маранину.
– Это кто? – изумилась я.
– Экономка телеведущего Китова, – уточнила собеседница, – у нее любовник начальник охраны. И где им шуры-муры крутить? В доме у звезды экрана? Да никогда. Борис Евгеньевич женат, домой Лизку не поведет. Особняк Боровиковых самое подходящее место. Но я ошиблась. Вечером появились подростки, мальчик и девочка, Веня и Леся. Только они устроились в гостиной, я свет зажгла во всем доме, есть там такой выключатель, и в гостиную. Веня меня увидел, с перепугу ляпнул:
– Вы как сюда попали?
Я ответила:
– Меня зовут Валентина, я работаю в этом доме управляющей. А вот вы как сюда попали?
Глава 22
Анетина взяла со стола ложку и начала вертеть ее в руке.
– Ты, наверное, знаешь, что у них дома творится?
– В общих чертах, – ответила я, – без подробностей.
Валя махнула рукой.
– Когда Веня рассказал мне про их жизнь, я не поверила. Подростки могут бессовестно соврать. Но Веня, на мой взгляд, придумал нечто похожее на глупый роман про маньячку-мать и отца-идиота. И брат, и сестра уверяли, что их сделали инвалидами. Вера детей закармливает лекарствами, БАДами, потчует какими-то «лечебными» травяными сборами!
Валентина закашлялась и сделала несколько глотков чая.
Я воспользовалась паузой в ее речи.
– Я никогда не видела Веню. А вот с Лесей встречалась. Девочка до невозможности худая, кожа да кости. Ходит с трудом, опирается на костыли. Из комнаты в комнату кое-как добирается, по улице ее возят в инвалидной коляске. Но когда я с ней встречалась тайно, девочка вполне хорошо шла потом домой. Без палки, не хромала.
Анетина улыбнулась.
– Ты меня не дослушала. Я им тоже сначала не поверила, пообещала родителям рассказать, что они по чужим домам шуруют. Они испугались, объяснили, что им запрещено пользоваться интернетом, нет телевизора, мобильных. В школу не пускают, мать учит их дома. Дети находятся в полной социальной изоляции. Кирилл зарабатывает приличные деньги. И у него есть любовница, но он к ней не уходит и скрывает эту связь.
Валентина отвела взгляд в сторону.
– Дети считали себя очень больными. А что им оставалось делать, если с утра до ночи они слышат: «Вы инвалиды». И ребятам реально плохо. Леся в припадках бьется, судороги в ногах сильные. Веня весь сыпью покрывается. А однажды Вениамина после того, как мать ему на ночь пригоршню таблеток проглотить велела, затошнило. Вера тогда уже ушла. Мальчик поспешил в туалет, его вырвало, пилюли не успели в желудке раствориться. Сначала он испугался, хотел к родителям бежать. А потом сообразил: мать впадет в панику. Вера – истеричка, она по любому поводу кричит: «Я не виновата. Я не виновата!» Рыдает! Трясется. Вене жалко ее, он себя виноватым чувствует. Из-за страха за его здоровье она себя до сердечного приступа доводит. Он решил просто лечь и подождать. Если ему плохо станет, то тогда придется правду рассказать. Понимаете?
Я кивнула.