Пятый Угол Квадрата

… И вот теперь, спустя полгода после этого разговора, в кабинет к Румянцеву вошел ПНШ дивизии майор Орликов. Он положил перед командиром папку с бумагами на подпись. Отпустив майора, генерал стал просматривать документы. Проект одного приказа привлек его внимание. Он дважды перечитал его и заметно помрачнел. Румянцев тут же вызвал адъютанта. Никольский вошел в кабинет как всегда щегольски подтянутый и, приложив пальцы к козырьку фуражки, щелкнул каблуками. Его золотые погоны теперь украшала еще одна звездочка. Генерал устало махнул рукой и показал глазами на стул с высокой спинкой. Эти старинные стулья, обитые медными гвоздями, солдаты приволокли из какого-то покинутого особняка. Генерал порылся в бумагах и, найдя проект приказа, подчеркнул ногтем нужное место. Никольский пробежал взглядом бумажку и усмехнулся.

— Твоя работа? — хмуро спросил Румянцев.

— Так точно, товарищ генерал.

— Что же дальше думаешь делать? Стасик пожал плечами.

— Ума не приложу. Не жениться же на ней из-за этого.

Румянцев почувствовал, как у него на затылке начала пульсировать жилка. Так бывало всегда, когда генерал злился. Но на этот раз он сдержался и только спросил:

— А что же ей делать теперь? Как воспитывать ребенка без отца?

— Это была ошибка, товарищ генерал, — потупившись, ответил Стасик.

— Ошибка? — генерал свирепо рассмеялся. — Ошибка, которая приносит людям зло, уже не ошибка, а преступление.

— К сожалению, — разводя руками, ответил Никольский, — истина рождается в муках, в бесконечных поисках. Иногда есть смысл ошибиться, чтобы лучше понять самого себя.

— Так-так, — заинтересованно кивнул генерал.

— Некоторые математики, например, выдвигают даже особую теорию. Она называется теорией больших ошибок и относится к разделу математической логики, — четко, как рапорт, проговорил Стасик. Он замолчал и посмотрел на генерала, как бы желая убедиться, что ему это интересно.

— Ну-ну, продолжай, я слушаю, — кивнул Румянцев.

— Так вот, чтобы правильно изучить ход логических построений, эта теория предлагает основываться на заведомо ошибочных и даже бессмысленных данных. Она, например, рассматривает четырехугольные треугольники или пятиугольные квадраты. — Стасик замолчал и поскреб мизинцем переносицу. — Законы математики могут быть применимы и к жизни. В моей судьбе эта девушка, по-видимому, и оказалась этим пятым углом квадрата.

— Пошел вон! — раздельно проговорил Румянцев.

Стасик опешил.

— Извините, товарищ генерал. Я не подумал. Генерал шумно вздохнул.

— Если бы все математики были такими пошляками, как ты, — убежденно произнес он, — мы не только аналитической геометрии, но и таблицы умножения не знали бы. Одно утешение, что ты еще молод, и эта философская шелуха со временем вылетит из твоей головы. А если нет, худо тебе будет, так и знай. А с девчонкой надо решить по совести. Помни о своем звании.

Через пять месяцев Никольский демобилизовался и как-то очень незаметно уехал в Москву. О девушке из санроты он так ни разу и не вспомнил.

— Товарищ, рыбка-то ваша совсем остыла, — услышал Румянцев у себя за спиной голос официанта.

Старик тряхнул головой и недовольно пробурчал.

— Давайте счет.

Официант с подчеркнутой скрупулезностью подсчитал заказ и положил на стол отрывной талончик. Ужин стоил девяносто три копейки. Получив от Румянцева трехрублевую бумажку, он быстро отсчитал сдачу — два рубля семь копеек.

Румянцев поднялся. Ни до рыбы, ни до чая он так и не притронулся. Пройти вот так, спокойно, мимо метрдотеля было почему-то трудно. Эх, дать бы ему сейчас по физиономии за все: за орденскую колодку, за девушку в кирзовых сапогах, за его пятый угол. Румянцев остановился возле Никольского и посмотрел ему прямо в глаза. Тот удивленно приподнял тонкие брови и чуть отступил назад. Генерал заметил, что на висках его бывшего адъютанта тонкой паутинкой поблескивает седина. Румянцев вытянул помятый рубль, свернул его вчетверо и, вложив в карман метрдотеля, прихлопнул ладонью. Никольский снисходительно улыбнулся й слегка наклонил голову.

— Вот так, — сказал генерал. — Живи, не кашляй.

При звуках его голоса глаза метрдотеля заметно округлились, и в черных зрачках мелькнуло что-то похожее на растерянность. Он зябко передернул плечами. Ему хотелось лучше рассмотреть загадочного старика, удостовериться в чем-то, но Румянцев уже шел, не оборачиваясь. Он слушал, как в такт его шагам сердце устало качает вязкую кровь. Генерал остановился, ухватившись за дверной косяк, и несколько раз глубоко вдохнул сырую прохладу улицы. Стало немного легче.

Рядом хлопнула тяжелая дверь, и его снова обдало волной теплого воздуха, насыщенного запахами ресторанной кухни.

— Вы что-то сказали? — послышался в полумраке знакомый голос.

— Снимите вот это, — сказал Румянцев и дотронулся пальцем до орденской колодки. — Вам это ни к чему.

— Серьезно? Вы так находите? — развязно усмехнулся метрдотель и, вызывающе сунув руки в карманы брюк, оперся спиной о стенку. — А вы случайно не министр обороны, который приклеил себе бороду и разгуливает инкогнито по Москве.