Пятый угол

— Мужчина — мастер джиу-джитсу, сэр. Я увидел его, когда он вместе с дамой выходил из библиотеки. Я преградил ему путь, чтобы задержать. Остальное произошло молниеносно, сэр. Я полетел наземь и потерял сознание…

22

Телефон звонил и звонил.

Все еще в халате и тапочках, Томас Ливен с разбегу проскользил в спальню Эстреллы. Шофер красного такси и многочисленные прохожие в последние четверть часа немало дивились его странному одеянию, как, впрочем, и служанки Эстреллы, но Томасу Ливену, всю жизнь одевавшемуся подчеркнуто элегантно, было на это наплевать. Сейчас ему было на все наплевать! Он знал: теперь на кону стоит его голова! Он сорвал трубку: «Алло?» И с облегчением улыбнулся, узнав голос. Звонил друг, единственный друг, который у него еще оставался.

— Леблан, это Линднер…

— Слава богу, Линднер, я только что собирался связаться с вами. Вы где?

— В гостинице. Послушайте, Леблан, я уже несколько часов пытаюсь до вас дозвониться.

— Ладно, ладно, понял. У меня тут случилась неприятность, множество накладок… Линднер, вы должны мне помочь… Мне нужно спрятаться до отплытия нашего судна…

— Леблан!

— …нельзя, чтобы меня видели, я…

— Леблан! Дайте мне наконец сказать!

— Прошу вас.

— Наше судно никуда не поплывет.

Томас опустился на кровать консульши, она вошла за ним, в страхе прижимая свой маленький кулачок к открывшемуся от волнения рту. Томас прохрипел:

— Что вы сказали?

— Наше судно не поплывет.

Пот выступил на лбу Томаса Ливена.

— Что случилось?

В голосе венского банкира прорезались истерические нотки:

— Уже несколько дней меня не покидало скверное чувство. Наша судовая компания вела себя очень странно, я молчал, чтобы не расстраивать вас. Сегодня утром я узнал…

— Что узнали?

— Наш корабль захвачен немцами!

Томас закрыл глаза.

— Что, что такое? — дрожа, восклицала бедная консульша.

Томас простонал в трубку:

— А… а другое судно?

— Исключено! Все распродано на месяцы вперед! Не стоит обманывать себя, Леблан, мы прочно застряли в Лиссабоне. Алло, Леблан, вы меня поняли?

— До последнего слова, — сказал Томас Ливен. — Я свяжусь с вами, Линднер. Всего вам хорошего, насколько позволят обстоятельства.

Он повесил трубку и обхватил голову руками. Внезапно он снова ощутил запах хлороформа. Ему опять стало плохо. Все поплыло перед глазами, он почувствовал смертельную усталость.

Что теперь делать?

Он в ловушке. Теперь он уже не мог рассчитывать уйти от них — от немцев, англичан, французов, ото всех, кого он обвел вокруг пальца.

— Жан! Жан! — голос красавицы консульши проникал ему в уши. Он поднял глаза. Она опустилась рядом с ним на колени, дрожа и всхлипывая. — Говори же! Скажи хоть слово! Расскажи своей бедной Эстрелле, что произошло!

Он молча смотрел на нее. Затем его лицо просветлело, голос зазвучал мягко:

— Отпусти прислугу, дорогая.

— Прислугу…

— Хочу остаться с тобой наедине.

— Но обед…

— Сам приготовлю, — сказал Томас Ливен и поднялся, словно боксер, хотя и избитый, но еще далеко не нокаутированный, готовый к очередному раунду. — Сейчас мне нужно все хорошенько обдумать. А самые лучшие мысли мне приходят в голову во время стряпни.

Он готовил венгерское лечо. Погруженный в мысли, он порезал кольцами полфунта лука, осторожно и тихо обработал килограмм зеленого перца, вычистив из него сердцевину.

Консульша наблюдала за ним. Она так нервничала, что беспрерывно крутила браслет из массивного золота — чрезвычайно дорогое украшение, усыпанное чистейшей воды бриллиантами. Покачав головой, Эстрелла воскликнула:

— Какое спокойствие, какая невозмутимость! Как ты можешь сейчас думать о еде…

Он сдержанно улыбнулся. Его взгляд упал на широкий браслет, камни на котором поблескивали на свету и переливались белым, голубым, зеленым, желтым и красным. Он порезал перцы на длинные ленты.

— Почему ты молчишь, Жан?

— Потому что размышляю, душа моя.

— Жан, ты мне не хочешь довериться? Не хочешь сказать правду? Почему ты считаешь, что тебе со всех сторон угрожают? Почему ты боишься даже англичан?

Он стал снимать кожицу с помидоров.

— Правда, душа моя, настолько ужасна, что даже тебе я не могу ее доверить.

— О-о! — теперь она крутила свой браслет так быстро, что тот сверкал и словно полыхал огнем. — Но я же хочу помочь тебе, хочу защитить тебя — доверься мне, Жан. Я все для тебя сделаю.

— Все? Действительно все?

— Действительно все, жизнь моя!

Он опустил помидор, который держал в руке. На его лице появилось выражение глубокой нежности и спокойной уверенности.

— Ну хорошо, — дружески заговорил Томас Ливен, — в таком случае после обеда отдохнем часок, а затем ты заявишь на меня.

Стоит ли удивляться, что эти слова произвели ошеломляющее действие. Красавица Эстрелла примолкла. С округлившимися глазами и широко открытым ртом она уставилась на Томаса Ливена.

— Что я должна сделать? Заявить на тебя? Где? Кому?

— В полицию, мое сокровище.

— Но зачем, ради всего святого?

— Потому что я обокрал тебя, дорогая, — ответил Томас Ливен. — Кстати, где у нас тут чесночная колбаса?

КНИГА ВТОРАЯ

Глава первая

1

9 сентября 1940 года.

Из служебного отчета 17-го отделения полиции Лиссабона: