Пятый странник

В это время воришка стащил часы у пожилого бюргера. Он бросился за ним, а шарлатан двинулся далее, раздвигая толпу. Швериндох давно уже упустил хвост осла, а теперь, оттертый толпой, потерял и самого шарлатана. Некоторое время он видел еще рыжую голову, потом потерял и ее и остался один в незнакомом городе.

5

Наступила ночь. Усталый Гансвурст ехал на своем осле по окраинам города. Он был сыт и пьян, и хотел спать, и покачивался взад и вперед, как петля на виселице.

Ныло темно вокруг, огни уже не горели в окнах. Иногда навстречу ему попадались солдаты и слышалось бряцанье шпор и оружья. Но они оставались позади, и вокруг снова темнота и безлюдье. Но вдруг на повороте мелькнуло освещенное окно. Он очнулся от дремоты и поднял голову. Потом осторожно подъехал к окну и встал на спине осла на колени.

На высоком столе, усеянном ретортами, колбами, трубками, горел зеленоватый огонь. Расплавленное стекло тянулось и свивалось невиданными фигурами над раскаленной железной пластинкой. Высокий человек в остроконечной шапке и длинной тоге склонялся над огнем, и лицо его выражало самое напряженное вниманье.

— Как, — сказал шарлатан, — как, ученый Швериндох уже нашел себе пристанище в благородном городе Вюртемберге? Он уже производит опыты? Быть может, он уже нашел средство оживить своего Гомункулюса?

И Гансвурст постучал в окно.

Остроконечный колпак принял вертикальное положенье.

— Схоласт, — крикнул шарлатан, — отворите окно, я буду рад снова увидеться с вами.

— Кто меня зовет, — отвечал схоласт, приближая лицо к стеклу, — обойди угол, там дверь моего дома.

— Но куда я дену осла? — возразил шарлатан. — Осел — все мои надежды в будущем и настоящем.

— Значит, ты не житель нашего города, — сказал схоласт, и на этот раз лицо его показалось шарлатану незнакомым, — в таком случае привяжи осла к фонарю, а сам пройди туда, куда я указал тебе.

Схоласт отошел от окна и снова склонился над зеленым пламенем.

— Господи помилуй, — бормотал шарлатан, привязывая осла, — он так возгордился, что не хочет уже узнавать старых друзей. Но откуда взялся этот чудесный дом у моего ученого? И почему лицо его показалось мне таким старым? Я бродил по городу, шутил и показывал фокусы, а он в это время купил дом, кучу бутылок, свечи, уже оживил, наверное, свою проклятую колбу и даже успел состариться.

Привязав осла, он подошел к двери, толкнул ее и очутился в комнате, которую видел через окно.

Схоласт снял свой колпак, потушил зеленый огонь и, опираясь на палку, поднялся к нему навстречу.

— Любезный схоласт, — быстро заговорил шарлатан, — все бренно, все минет, ничему не суждено бессмертия.

— Да, — отвечал схоласт, — не смею противоречить. Ничему не суждено бессмертия.

— И этот дом, — говорил шарлатан, — и эти бутылки, этот колпак и комната — они исчезнут как дым.

— Исчезнут, — отвечал схоласт, — как исчезнем когда-либо и мы сами.

— Так для чего же вы все это купили? — продолжал шарлатан, — Или вы сделали все это в ваших бутылках?

— Чужестранец, — отвечал схоласт, — ты меня удивляешь. Ты говоришь со мною так, как будто мы знакомы много лет. Между тем я вижу тебя впервые.

— Впервые? — сказал шарлатан с обидой в голосе. — Мы расстались сегодня днем. Нас разделила толпа на площади.

— Чужестранец, — отвечал схоласт снова, — я не имею права не верить тебе, но ты меня удивляешь. Я видел много людей на своем веку, и, может быть, ученые работы несколько ослабили мое зрение.

— Освальд Швериндох, ученый-схоласт, — начал было шарлатан, подходя к нему ближе, — нас разлучила толпа на площади. Поглядите на моего осла! Неужели вы и его забыли?

— Как ты назвал меня? — переспросил схоласт и нахмурил брови. — Ты принял меня за кого-то другого. Имя мое Иоганн Фауст.

6

Наступила ночь. Швериндох, усталый и голодный, шел по пустым улицам Вюртемберга.

— Гомункулюс, — говорил он, похлопывая себя по карману, — ты слышишь, Гомункулюс, я покинут, я оставлен всеми. Мой единственный друг — это ты, и ты никогда не покинешь меня, потому что я тебя выдумал.

Он сел на тумбу и сказал самому себе:

— Я встретил сегодня десятки, сотни людей, и у каждого из них есть дома жена, постель, ужин. А я не имею ни того, ни другого, ни третьего. Я ученый бакалавр! Я magister scholarium!

Улица была темна и безлюдна.

— Доктор Фауст, — закричал вдруг прямо перед ним чей-то голос, — что вы делаете здесь — один, поздней ночью, пи улице города?

Швериндох поднял голову. Никого не было вокруг.

— С вами произошла какая-то странная перемена, — продолжал голос, — мне кажется, что на нашем благородном лицо несколько разгладились морщины. Клянусь моим отражением, вы помолодели.

— Простите, — пробормотал огорченный Швериндох, — прошу прощения, мои глаза несколько ослабли от ученых занятий, но я никого не различаю в темноте.

— Это странно, — удивился голос, — с каких пор вы, дорогой учитель, перестали узнавать ваших добрых друзей?

— Друзей? — переспросил Швериндох, тщетно пытаясь разглядеть что-либо перед собой. — Осмелюсь просить вас напомнить мне, где и когда мы с вами встречались?