Через два месяца в Штормграде начнется голод. Через два месяца защитники человечества будут браться за оружие лишь бы заслужить обещанные им жидкую похлебку и краюху черствого хлеба. Доблестная армия не будет повержена врагом на поле брани, если только орки не воспользуются ситуацией и не дадут генерального сражения. Голод и болезни, которые последуют за нехваткой продовольствия, будут страшнее и губительнее.
Король и не думал обращаться за помощью к союзникам Альянса. Как слабохарактерный и зависящий от других человек растеряется, окажись он в одиночестве перед лицом требующей решения задачи, так король Вариан, привыкший сражаться с любыми превратностями судьбы в одиночестве, не допускал даже мысли, что кто-то другой способен хоть чем-то помочь ему. Даже советом. Он не призвал ни одного королевского советника. Рассказать другим — уже означало признаться в своем поражении, горечь которого сводила Вариана с ума.
Вначале Вариан готов был сесть на коня и помчаться во весь галоп, на другой конец Азерота, где на сожженных солнцем равнинах, среди бесплодной почвы и выветрившихся покатых гор бездействовала его славная армия. Он мечтал явиться с мечом наголо, разбудить солдат от затянувшегося бездействия и повести их прямиком к сердцу Орды — Столице орков Оргриммару. Под началом главнокомандующего армия Альянса не могла бы проиграть.
Вариан с удивлением спросил себя, как мог он оставить армию без присмотра? Почему доверился лордам-командующим, которые ничего-то и решить не могли без королевского одобрения? Письма, письма, и гонцы, спешащие из одного конца света в другой. И как итог, застывшая в отправной точке армия. Как велел Вариан вторгнуться в Степи, так и не сдвинулись солдаты никуда, окопавшись, построив форты, обжившись на территории врага, пустив там корни.
Андуин.
Вот почему король оставался в безопасном Штормграде. Из-за единственного сына, которого не мог оставить одного и не мог взять с собой на передовую. Из-за сына, которого сам же чуть не убил вчера, за которым теперь будет присматривать архиепископ Бенедикт, и он найдет с ним гораздо больше общего, чем смог найти отец.
Король оставался в Штормграде ради сына, которого не смог воспитать, которого не понимал и в итоге почти потерял.
Лишь по прошествии нескольких часов Вариан осознал, что находится в зале для совещаний и не сводит глаз с огромного овального стола. Обведенные золотом очертания материков Азерота, витиеватые линии крупных рек и названия главных городов Альянса на его столешнице слабо мерцали в свете зажженных бесшумными слугами свечей.
За этим столом с детальной картой Азерота Вариан принял решение ввести войска в Степи. За этим же столом проводил королевские Советы его отец Ллейн Ринн. В огромном дубовом столе, рассчитанном на пятнадцать посадочных мест, было что-то вечное, неизменное, символичное.
Было.
Пока безумная ящерица не разорвала земли Азерота, как горячий хлебный ломоть.
С холодной усмешкой король подмечал навсегда ушедшие под воду острова, целиком затопленные местности, неожиданно выросшие горы, стертые с лица земли города, изменившиеся русла рек.
Как бы ни хотел Вариан обвинить во всем безумного Аспекта, Катаклизм не был основной причиной их бед. Всю свою жизнь король стремился отомстить оркам за искалеченную судьбу, использовал любую возможность, чтобы сломить Орду. Именно его милитаристская политика — снабжение армии лучшим оружием, укрепление городов, — измотала вместо орков королевскую казну. Получалось, что так же, как и Смертокрыл, он наречен хранить, но способен лишь разрушать.
С шипением одна из свечей в трехглавом подсвечнике погасла, другая чадила, а фитиль готов был вот-вот утонуть в растопленном озерце воска. Тускло, еле различимо мерцала навсегда устаревшая карта Азерота. Как не могла быть символом давно утраченного королевства гравировка на этой столешнице, так не мог король продолжать держаться за своего сына. Пусть Андуин отказался от судьбы воина, сам Вариан был в большей степени воин, чем король. Дипломатия, рутинная бумажная работа, присутствие на праздниках, как живая, но никому не нужная статуя, облаченная в шикарные бесполезные доспехи — вовсе не для этого он носил титул главнокомандующего Альянса.
Квадрат неба в окне бледнел. Неумолимо приближался рассвет. Значит, еще один день потерял король.
Едва уловимая мысль не давала Вариану покоя, она холодила его кожу, как вечерний бриз в штормградском порту, и оставалась такой же бесплотной как призрачные целители душ. Он почти смирился с ней, но не был готов произнести ее вслух.
Навязчивые идеи, которые высмеиваются при ярком солнечном свете, после бессонной ночи в сумерках зарождающегося дня обретают небывалую ясность и сильнее кружат голову. Казалось, организм, наоборот, должен ощущать накопившуюся усталость, но с первыми лучами рассвета иногда сильнее бьется сердце, потому что все пути кажутся прямыми и доступными.