Пятое приключение Гулливера

Прислушиваясь к голосу своей совести, каждый подданный прекрасно знал, когда надо платить налоги и в каком размере, как охранять порядок на улицах, когда надо вступать в ряды армии и сколько времени там оставаться, когда и как провинившемуся следует явиться на суд.

— Да, конечно, у нас тоже совершаются преступления, но, в отличие от вашего отечества, преступник не может их долго скрывать. Мучения совести заставят его рано или поздно явиться ко дворцу и просить милости императора.

Определение меры наказания оставлено за императором, так как преступник в раскаянии склонен преувеличивать свою вину, государь же проявляет в этом случае присущее ему милосердие.

Вспомнив о большом количестве виденных мною в городе полицейских, я спросил:

— Зачем же в таком случае полиция?

— А кто поможет заблудившемуся найти дорогу, слепому перейти улицу, утешить плачущего, успокоить убитого горем? Она нужна уже и потому, что подданные все время просят об увеличении стражи, а малейшее уменьшение количества полицейских вызывает возмущения и даже бунты.

Все население страны живет одной семьей в мире и любви друг с другом. Как и во всякой семье, каждый из членов ее несет свои обязанности: одни — герцоги, графы, лорды — несут труды по управлению областями, чиновники выполняют указы правительства и принимают от населения налоги и добровольные приношения, помещики пекутся о благосостоянии фермеров, живущих на их земле, владельцы мануфактур — о счастье своих работников. Население не проявляет по отношению к правящим низкого чувства неблагодарности, вознаграждая их по заслугам богатством и почетом. Фермеры добровольно несут своим помещикам все плоды своей земли, а помещик дает им все необходимое, чтобы они вечно благодарили своего господина. Работники и батраки никогда не жалуются на размеры получаемой от хозяина платы.

— Как вы добились этого? — спрашивал я, — В нашей стране только угроза выселения с участка заставляет фермера платить аренду, а работник всегда считает недостаточной получаемую им плату. И чем дальше, — пояснил я, — тем чаще и чаще возникают недоразумения между работниками и хозяевами, так что в скором времени стране грозит опасность разделиться на два враждующих лагеря, ненавидящих друг друга, как смертельные враги.

С глубоким сожалением слушали придворные государя такие рассказы. Варварство Британии потрясало их, а военный министр даже не раз выразил желание поскорее подчинить мое отечество скипетру мудрого государя Юбераллии.

— У нас тоже бывают недоразумения, — объяснили мне, — но иного характера. Фермеры стараются отдать своим господам больше, чем требуется, работники добровольно уменьшают размеры получаемой платы. Эти случаи разбирает сам император — плата, которую устанавливает он, не может не быть справедливой.

Каждый из подданных знает, что смысл его существования в подчинении высшим, и всегда готов на всякие жертвы. Денно и нощно мечтают они о выполнении своих обязанностей, ежечасно выражая преданность императору и покорность высшим сословиям, без которых низшие не могли бы существовать.

— Если лорд, — говорили мне, — не будет давать фермеру хлеба, тот умрет с голода.

Я осмелился возразить, что фермер может и сам скушать собранный им хлеб, не отдавая его помещику.

— Может быть, так и бывает в вашей варварской стране, — ответили мне, — но у нас каждый твердо знает свой долг. Долг фермера — обрабатывать землю, а долг помещика — есть самому и кормить своих фермеров.

Подданные его величества настолько проникнуты чувством любви к императору и высшим сословиям, что часто, как влюбленные, забывают об обеде.

— Некоторые не обедают по две недели, потому что желудок не господин их, а раб.

Хотя в этом не ощущается особенной надобности, члены низших сословий во всем ограничивают себя. Они не любят роскошных одежд, сытных и жирных блюд, просторных и теплых жилищ, свинине они предпочитают вареную картошку, а большим домам и дворцам — тесные землянки. Меня уверяли даже, что если бы правительство вздумало внедрить в нравы низших сословий привычку к обильной пище, теплой одежде и просторным квартирам, то неминуемо вспыхнула бы революция.

— Мы терпим добровольную бедность, потому что не хотим применять насилия.

Предваряя дальнейшее, приведу здесь один случай, как нельзя более иллюстрирующий истину этих слов. Выйдя однажды с провожатым на улицу, я спросил нищего, стоявшего с протянутой рукой на площади перед дворцом:

— Что заставило тебя просить милостыню?

— Я — лентяй, — ответил нищий, — и вдобавок отягощен пороками. Не давайте мне ни одного леера, я все равно пропью.

По-видимому, сознание своей порочности причиняло большие страдания этому представителю высшей из существующих в мире наций. Об этом говорили его изможденное лицо, впавшие глаза и вся его исхудалая фигура.

Его искренность умилила меня, и я дал ему монету в три леера.

— Возьми, — сказал я, — и пропей. Выпей за здоровье его величества императора.