Князь разгневался и отправил Синь-хэ к своей пятой жене, поручив той расследовать дело. Синь-хэ расспросили, и она призналась, что согрешила с Кэ-чаном. Пятая жена сообщила об этом князю. Он пришел в ярость. «Не удивительно, что в цы этого плешивого осла были слова о цветущей Синь-хэ! У него нет никакой сердечной болезни: он болен от любви! Теперь он чувствует за собой вину и не смеет явиться ко мне», — подумал князь и распорядился, чтобы из города Линьаньфу отправили посыльного в монастырь Линъиньсы арестовать монаха Кэ-чана. Посыльный пошел в монастырь к настоятелю Инь и потребовал выдать Кэ-чана. Настоятель, конечно, расставил вино и пищу, подарил чиновнику немного денег. Но, как известно, закон государя, подобно огню, не щадит никого. Кэ-чан не смог отговориться болезнью. Собрав последние силы, он был вынужден подняться с постели и последовать за чиновником в ямынь и стал там на колени. Начальник области вошел в зал.
Когда ввели Кэ-чана, начальник спросил:
— Ты монах? Князь так милостиво относился к тебе. Почему же ты совершил такое мерзкое дело? Признавайся!
— Это неправда! — воскликнул Кэ-чан.
Начальник области не стал слушать его объяснений.
— Избейте его хорошенько! — приказал он.
Подчиненные повалили Кэ-чана и били его до тех пор, пока не лопнула кожа и не потекла алая кровь. Тогда Кэ-чан признался.
— Я действительно согрешил с Синь-хэ, — сказал он, — у меня тогда помутилось сознание. Сейчас я говорю правду.
Допросили Синь-хэ. Она утверждала то же. Начальник области Линьаньфу представил князю показания Кэ-чана и Синь-хэ. Князь сперва подумал, не казнить ли Кэ-чана, но, вспомнив, как он образован, отказался от этой мысли. Он велел заключить Кэ-чана в тюрьму.
Тем временем настоятель Инь думал: «Кэ-чан — монах безупречного поведения; обычно он не выходил из монастыря, и все время читал сутры перед статуей Будды. А когда его приглашали в дом князя, он возвращался задолго до наступления вечера и уж никогда не оставался ночевать там. Как же могло случиться, что он совершил это преступление? Тут что-то не так». Настоятель Инь поспешно отправился в город, в монастырь Чуаньфасы, и попросил настоятеля Гао Да-хуэя пойти вместе с ним к князю просить снисхождения для Кэ-чана.
Князь вышел к ним, любезно пригласил настоятелей сесть и велел подать чай.
— Кэ-чан вел себя неприлично! — сказал князь. — Я о нем так заботился, а он совершил порочащий монаха поступок.
— Смеем ли мы оправдывать поступки Кэ-чана? Мы только просим милостивого князя вспомнить его былую, пусть и незаслуженную любовь к этому человеку и проявить снисхождение, — снова и снова взывали к князю оба настоятеля, встав на колени.
Князь попросил обоих настоятелей вернуться в свои монастыри и добавил:
— Завтра прикажу начальнику области Линьаньфу смягчить наказание.
— Милостивый князь, со временем это дело прояснится, — сказал в ответ настоятель Инь.
Эти слова не понравились князю; он удалился во внутренние покои и больше не выходил.
Видя, что князь не появляется, настоятели отправились восвояси.
— Князя разгневали твои слова о том, что дело со временем прояснится, — сказал настоятель Гао. — Он не хочет признать себя неправым и потому не пожелал выходить.
— Кэ-чан — монах безупречного поведения, — ответил настоятель Инь. — Обычно, когда он бывал свободен, он не выходил из монастыря, а только читал сутры перед статуей Будды. И даже когда его звали в дом князя, он возвращался засветло и во всяком случае никогда не ночевал там. Как же мог он совершить преступление? Вот я и сказал, что дело со временем само собой выяснится. Я уверен, его обвинили несправедливо.
— Бедный не спорит с богатым, низкий не состязается с благородным, смеет ли монах рассуждать перед князем о том, где правда, а где неправда? Видно, все, что с ним случилось, Кэ-чан заслужил в предыдущей жизни.{71} Пока надо довольствоваться тем, что ему будет смягчено наказание, а там посмотрим, — заключил настоятель Гао.
Настоятели разошлись по своим монастырям, и пока о них речи не будет.