Пятнадцать псов

Мигель предложил Нире выводить пса на более длительные прогулки, – и не куда-нибудь, а в Хай-парк, что было, разумеется, странной идеей. Хотя Нира не скрывала от мужа чувствительности Мэжнуна, а сам он частенько видел их за подобием светской беседы, Мигель не верил, что пес и Нира всерьез могли общаться. Скорее, он думал, что Мэжнун понимает некоторые слова, но в остальном кивает или качает головой наугад. Когда Нира в ужасе сообщила ему, что собака с ней заговорила, он рассмеялся и ничего не мог с собой поделать. В его понимании вся эта «коммуникация животного с человеком» была явлением того же порядка, что увлечение жены викканством и идеями Мэри Дейли, лесбийские опыты и разговоры о священном начале своей вагины. Мэжнун, безусловно, был сообразительным, но не в человеческом смысле этого слова – он не обладал хорошей памятью или способностью ясно излагать мысли. В общем Мигель ни на секунду не задумался о возможных проблемах, связанных с прогулками в том самом парке. Некоторые из них были вполне бытовыми, другие же – психологическими. Взять, например, поводки – Нира понятия не имела, как с ними быть. На некоторых участках Хай-парка выгул собак без поводков был запрещен. Женщина же считала унизительным выводить Мэжнуна на привязи, как если бы он был, ну… псом. Сам Мэжнун не имел мнения по этому вопросу. Ношение ошейника его не оскорбляло, но он ясно увидел ограничения, с ним связанные, когда на него кинулись агрессивные собаки. Они с Нирой условились, что поводок будет приметан к зеленому кожаному ошейнику тонкими нитками. При малейшем рывке нитки бы порвались, и Мэжнун смог бы постоять за себя, не теряя лица.

(В основе вопроса о поводках, разумеется, крылась проблема власти. Мысль о доминировании или малейшем на него намеке причиняла Нире дискомфорт. Как-то раз она спросила Мэжнуна, держал ли бы он ее на поводке, поменяйся они местами. Он ответил «нет», отчего Нире стало совсем неловко. Но на самом деле пес неправильно ее понял. Если бы она сказала: «Хозяева пришли к соглашению о том, что в отношении подчиненных им животных надлежит использовать поводки и ошейники. Если бы ты был хозяином, держал ли бы ты меня на поводке?», то Мэжнун, не задумываясь, ответил бы «да». Если бы она находилась у него в подчинении, он, естественно, относился бы к ней в соответствии с обычаем. Порядок в стае держался на устоявшихся договоренностях, и, с точки зрения Мэжнуна, не имело смысла отменять то, что работало. Он же понял ее вопрос в более практической плоскости. Пес подумал о том, как неловко ему будет держать поводок в зубах, пока Нира ходит на четвереньках. При такой трактовке вопроса его «нет» было единственным возможным ответом.)

Еще одна сложность бытового характера была связана с людьми. В парк приходили люди всех рас и полов и самого разного социального статуса. Неизбежно – поскольку Мэжнун поражал своим умением держаться – кто-то спрашивал Ниру, можно ли его погладить или угостить одной из тех собачьих печенек, большинство из которых Мэжнун находил безвкусными или чересчур сладкими. Нира решила, что пес не будет против этих знаков внимания. Поэтому она была удивлена, обнаружив, что Мэжнун, наоборот, оказался очень разборчив. Поначалу она говорила:

– Нет, он не кусается.

Или:

– Конечно. Не думаю, что он будет возражать.

И первые несколько раз он покорно сносил потрепывания по загривку. А затем, словно без причины, решил, что с него хватит. Когда к ним подошла пожилая женщина и спросила, можно ли его погладить, Мэжнун помотал головой. Пес отодвинулся при ее приближении и так не дался в руки.

– Извините, – сказала Нира.

Когда женщина отошла, Нира обратилась к Мэжнуну:

– Я не знала, что ты был против. Разве тебе не нравится, когда тебя гладят?

Мэжнун покачал головой – и можно было подумать, что на прикосновениях поставлена точка. Но нет, с тех пор он сам решал, кому позволить подойти к себе, кивая, если он давал разрешение, или мотая головой, когда не был готов к любезностям.

Когда Ниру спрашивали:

– Можно погладить вашу собаку?

Она отвечала:

– Спросите его сами.

Услышав обращенный к нему вопрос, Мэжнун или соглашался к радости незнакомца, который затем интересовался: «Как вы его этому научили?», или качал головой, что радовало людей не меньше и вызывало все тот же вопрос: «Как вы его этому научили?» Нире оставалось только пожимать плечами.