Пятнадцать часов

Испуганные женщины отшатнулись, будто в страхе, что на них накинется сумасшедший, и прекратили работу. Потом, видя, что Ларн стоит у горы мертвых тел, вглядываясь в лицо какого-то трупа, одна из женщин спросила его тусклым и безжизненным от усталости голосом:

— Ты кого-то из них знал? Кого-то из этих людей?

— Да, — ответил Ларн. — Знал. Он был моим другом… Близким другом.

Это был Леден. Он лежал в самой середине горы трупов, неподвижно уставившись мертвым взглядом в обложенное мрачными облаками небо планеты. Его лицо было обмякшим и бледным, а все тело покрывали отвратительные, ужасные раны. Во время их сумасшедшего бега по нейтральной полосе Ларн не видел, как погиб Леден, и потому у него в душе все еще теплилась надежда, что этому простодушному сельскому парню, так же как и ему самому, удалось добраться до варданских позиций. Теперь эта надежда рухнула. Глядя на мертвое лицо Ледена, Ларн чувствовал, как рвется последняя ниточка, связывающая его с родным миром. Теперь он одинок. Одинок настолько, насколько вряд ли мог прежде даже вообразить. Одинок в этом новом, незнакомом для него мире, где все, казалось, подчинялось случайности, жестокости и абсурду.

— Он был героем, — сказала пожилая женщина.

— Героем?

Будучи не совсем уверен, что верно понял, Ларн в недоумении поднял на нее глаза. На какое-то мгновение ее взгляд, мутный и от усталости почти бессмысленный, встретился в тишине с его взглядом. Затем, устало поведя плечом, она, выглядевшая лишь немногим более живой, чем лежащие перед ней тела, заговорила вновь.

— Все они герои… — произнесла она странным, безжизненным голосом, будто повторяя слова, которые слышала уже тысячу раз. — Они все. Все гвардейцы, которые погибли здесь. Они — мученики! Проливая свою кровь, чтобы защитить нас, они превратили почву, на которой стоит этот город, в священную землю. Брушерок — это наша святая, непреступная твердыня! Оркам никогда им не завладеть. Сначала мы отобьем их атаку. Затем перейдем в наступление и возьмем под контроль всю планету… Так говорят нам комиссары, — добавила она неуверенно.

Вернувшись к своей работе, женщины попытались стащить тело Ледена с горы трупов. Обнаружив, что свернувшаяся, замерзшая кровь крепко связала его с другими телами, одна из них взяла в руки лежащий на телеге лом. Ларн почувствовал жуткие спазмы в животе, когда увидел, как она подсунула лом под окоченевшее тело Ледена и навалилась на металл всем своим весом. Лед треснул, и подскочивший труп был ловко подхвачен и брошен в телегу ее сестрами по ополчению. Потом две из них впряглись в телегу, две другие, не давая грузу вывалиться, встали по бокам, и старухи, кряхтя и охая, повезли прочь свой груз.

— Что вы будете с ними делать? — закричал им вслед Ларн, хотя и не был вполне уверен, что хочет узнать ответ.

— Их похоронят, — сказала старуха, с которой он говорил ранее. — Со всеми почестями, как героев. Похоронят на холме, за старым пласталеварным заводом на Гренадерском Плацу. На Холме Героев — его еще так называют… По крайней мере, нам так говорят, — неуверенно прибавила она, снова поведя плечом. — Мы лишь перевозим тела. Дальше ими занимаются другие.

Сказав это, она повернулась спиной к страшному грузу на телеге и вместе с другой женщиной потянула ее в сторону городской окраины. Глядя, как они удаляются, Ларн с опозданием попытался вспомнить слова одной из молитв, которые он выучил еще ребенком. Эта молитва могла бы облегчить душам его погибших товарищей проход в мир, где они должны будут встретиться в раю с Императором. Но сознание его сейчас было как чистый лист, а в изнывающей от горя душе не чувствовалось ничего, кроме тоски и опустошения. Все молитвы словно вылетели у него из головы.

— Сними куртку и приспусти гимнастерку, — услышал он вдруг позади себя чей-то голос.

Обернувшись, Ларн оказался лицом к лицу с сухопарым варданцем-врачом в забрызганной кровью шинели и с перекинутой через плечо сумкой.

— Если хочешь, чтобы я обработал твою рану, мне нужно сначала ее осмотреть, — заявил медик, открывая свой ранец.

Бросив взгляд на свое левое плечо, Ларн, к своему великому изумлению, обнаружил в эполете куртки маленькую дырку, вокруг которой запеклась кровь. Смутно припомнив внезапную острую боль в плече, которую он почувствовал, когда брошенная в траншею ручная граната взорвалась у него за спиной, он сделал все, как сказал ему медик, предоставив тому доступ к ране: снял куртку и приспустил гимнастерку.

— Хм… У меня для тебя хорошая новость: жить будешь, — заключил врач, ощупывая дрожащего от холода Ларна. — Похоже, тебя задело шрапнелью. Повредило мягкие ткани… однако не думаю, чтобы кость была задета.

Достав из своей сумки пакетик какого-то белого порошка, медик обильно посыпал им рану и, плотно прижав к ней марлевую подушечку, для закрепления наложил поверх с полдюжины кусков лейкопластыря.

— Ты ведь не предполагал, что в тебе дырка, верно? — поинтересовался военный врач.

Увидев, что Ларн кивает, он продолжил: