Пятая печать

— То не туман был, а пар!

— А что такое туман, как не пар? Тот же пар!

— Ну уж извините, коли бы туман паром был, его паром бы и называли, а не туманом, уж в этом-то можно бы разбираться.

Трактирщик, коллега Бела, уже стоял за стойкой и привычным движением вытирал обитую жестью поверхность.

— Чем могу служить?

— Видите ли, — улыбнулся человечек, — я и сам еще не знаю, чего бы заказать.

— Ну что ж… подумайте, авось что-нибудь и надумаете!

Человечек вытащил носовой платок и, часто покашливая, принялся вытирать нос и губы.

— Простудился вот… — объяснил он, улыбаясь сидевшим у стола.

— Холода наступили… холода… — пробормотал книготорговец и, прикрыв ладонью рот, зевнул.

— Ну, до холодов еще далеко! — высказался столяр.

— Конечно, до настоящих зимних холодов еще далеко, — согласился Кирай, — но для осени холодила не дай бог.

— А раз так, — заявил Дюрица, продолжая разглядывать вновь вошедшего, — то так и говорите, что прохладно, а не холодно…

— Что это вы вдруг такой точности захотели?

— Вообще-то я точности не требую, особенно в таких мелочах, но люблю, чтоб выражались определенно… Сударь! Закажите-ка глинтвейну, полагаю, это вам теперь в самый раз! — продолжал Дюрица, повысив голос.

Человечек улыбнулся и обратился к трактирщику:

— Знаете, сейчас это было бы мне и впрямь очень кстати…

— Сударь, — отвечал трактирщик, — не слушайте, что говорит этот человек! Действуйте так, словно ничего и не слышали. Глинтвейна у меня не было, нет и пока что не будет…

Человечек уже обтер носовым платком и щеки. Потом взглянул на Дюрицу и снова неловко, по-детски улыбнулся:

— Я вижу, все вы в хорошем настроении?

— Так чем, сударь, могу служить? — повторил вопрос коллега Бела, барабаня пальцами по жестяной стойке.

— Тогда, может быть… Да, если можно, налейте поллитра вина!

— Пол-литра вина! — отозвался трактирщик и снял крышку с сосуда, вделанного в стойку.

— А как это с вами произошло, уважаемый? — спросил Дюрица, указывая глазами на ногу гостя и одновременно беря в руку стакан. — Небось не здесь в казарме, а где-нибудь в России? Или из-за пристрастья к сладенькому?

— Не шутите над такими вещами! — вступился столяр. — А вы, сударь, если присесть хотите, прошу к нам…

— Большое спасибо! — поблагодарил новый посетитель и со стаканом в руке проковылял к столу. — Добрый вечер! — вторично поздоровался он, подойдя поближе. — Если не обидитесь, я и впрямь присяду на минутку…

— Присаживайтесь без разговоров! — ответил Ковач. — В тесноте, да не в обиде… Да садитесь же, пожалуйста!

Он потеснился, отодвинувшись вместе со стулом.

— Я так вам благодарен, — повторил одноногий, — пожалуй, я и пальто бы снял, здесь довольно тепло…

— Конечно, снимайте, — услужливо поднялся с места Кирай, бросая предупреждающий взгляд на Дюрицу, который уже раскрыл было рот, глядя на необычайное усердие книготорговца. — Сейчас я вам помогу, я ведь и сам служил, давайте-ка сюда!..

Он помог одноногому гостю снять пальто и, несмотря на его отнекивания, отнес пальто на вешалку и повесил рядом со своим.

— Все мы люди как-никак! — произнес он, снова устраиваясь за столом.

Трактирщик тоже вернулся на свое место. Принес заказанное посетителем вино. Поставил перед ним, сел, вынул сигареты и предложил поочередно всем отсутствующим — Что это? Богатство привалило, коллега Бела? — удивился Дюрица, бросая взгляд на пачку «Дарлинга». — Плакались, словно набедокурившая девочка, а меж тем таили в кармане такое богатство…

Трактирщик с довольным видом улыбнулся:

— А, не подумайте чего! Просто получил от одного капитана в подарок.

— Вот мне такие вещи никогда не нравились, — объявил Ковач, после долгих колебаний вытягивая из пачки одну сигаретку. — По чести говоря, даже понять не могу, что господа находят в этом хорошего? Ничего тут хорошего нет, вроде как одеколона нюхнул, только и всего…

— Что хорошего… что хорошего, — произнес Кирай, тоже вытянув из пачки сигарету. — Форс! Вот что тут хорошего! Не думайте, господин Ковач, будто это им приятно! Им самим это тоже неприятно, но надо ведь фасон держать. Вот, мол, какой я барин! Будь, дескать, мне братом, угощайся! Но ни одному из них не по вкусу, так только — ради моды, чтоб пофорсить, вот, мол, имею!

Столяр кивнул головой:

— По-моему, господин Кирай прав! Наверно, когда они одни, то ничего такого и не курят, по крайней мере мужчины. Помню, пришлось по какому-то делу побывать у одного состоятельного человека, я тогда еще подмастерьем был, в Буде работал у Тушека и компании. Так этот господин на прощанье протянул мне коробку — угощайся, мол, — а там в одном отделении «Левенте», а в другом такой же вот «Дарлинг». И коробку он так держал, чтоб я «Дарлинг» вытянул, а сам «Левенте» закурил…

Маленький человечек заерзал на стуле:

— А может… могло ведь и так случиться, что для гостей он более тонкие держал, а сам любил которые покрепче!

— Может, и так, — ответил Ковач, — во всяком случае, сам он закурил «Левенте»…

— Все это сплошной форс! — заявил Швунг и, подождав, пока трактирщик наполнит стакан, продолжил: