Пятая колонна

Когда идешь туда, куда должен идти, и делаешь то, что должен делать, и видишь то, что должен видеть, — инструмент, которым работаешь, тускнеет и притупляется. Но лучше мне видеть его потускневшим и погнутым и знать, что придется снова выпрямлять и оттачивать его, но знать, что мне есть о чем писать, чем видеть его чистым и блестящим и не иметь что сказать или гладким и хорошо смазанным держать его в ящике и не пользоваться им.

Теперь мне снова надо отточить его. Я хотел бы прожить достаточно долго, чтобы написать еще три романа и двадцать пять рассказов. У меня есть несколько неплохих на примете.[2]

Акт I

Сцена 1

Семь тридцать вечера. Коридор в первом этаже отеля «Флорида» в Мадриде. На двери номера 109 прикреплен лист белой бумаги, на нем печатными буквами надпись: «Работаю, не беспокоить». Две девушки и два бойца в форме Интернациональной бригады идут по коридору. Одна из девушек останавливается и рассматривает надпись.

1-Й БОЕЦ

Идем. Времени и так мало.

ДЕВУШКА

Что тут написано?

Вторая пара проходит, не останавливаясь.

БОЕЦ

А не все ли равно?

ДЕВУШКА

Нет, постой, прочти мне. Ну, пожалуйста. Прочти мне по-английски.

БОЕЦ

Вот еще не хватало. Образованная попалась. К черту. Не стану читать.

ДЕВУШКА

Ты не добрый.

БОЕЦ

А от меня это и не требуется.

Он отступает на шаг и вызывающе смотрит на нее.

Так я не добрый, по-твоему? А ты знаешь, откуда я сейчас пришел?

ДЕВУШКА

Какое мне дело, откуда ты пришел? Все вы приходите из каких-то ужасных мест, и опять все уходите туда. Я только просила прочесть мне надпись. Не хочешь — не надо, идем.

БОЕЦ

Ну давай, прочту. «Работаю, не беспокоить!»

Девушка смеется резким, визгливым смехом.

ДЕВУШКА

Надо и мне завести такую надпись.

Занавес

Сцена 2

Занавес сейчас же снова поднимается. Внутренность номера 109. Кровать, возле нее ночной столик, два обитых кретоном кресла, высокий зеркальный шкаф, стол, на столе пишущая машинка. Рядом с машинкой патефон. Электрический рефлектор накален докрасна. В одном из кресел, спиной к лампе, которая стоит на столе рядом с патефоном, сидит с книжкой в руках высокая красивая блондинка. За ней — два больших окна, занавески задернуты. На стене висит карта Мадрида, перед картой стоит мужчина лет тридцати пяти, в кожаной куртке, вельветовых брюках и очень грязных сапогах. Не поднимая глаз от книги, блондинка, которую зовут Дороти Бриджес, говорит нарочито вежливым тоном.

ДОРОТИ

Милый, право же, ты мог почистить сапоги, прежде чем входить в комнату.

Мужчина, которого зовут Роберт Престон, продолжает рассматривать карту.

И, пожалуйста, милый, не води пальцем по карте. Пятна остаются.

Престон продолжает рассматривать карту.

Милый, ты не видел Филипа?

ПРЕСТОН

Какого Филипа?

ДОРОТИ

Нашего Филипа.

ПРЕСТОН

(все еще у карты). Когда я проходил по Гран-Виа, наш Филип сидел в баре Чикоте с той марокканкой, которая укусила Вернона Роджерса.

ДОРОТИ

А что он делал? Что-нибудь ужасное?

ПРЕСТОН

(все еще у карты). Как будто нет.

ДОРОТИ

Ну так еще сделает. Он такой живой, всегда веселый, всегда в духе.

ПРЕСТОН

Кстати, дух в баре Чикоте тяжелый.

ДОРОТИ

Ты так бездарно остришь, милый. Хоть бы Филип пришел. Мне скучно, милый.

ПРЕСТОН

Не строй из себя скучающую вассарскую куклу[3].

ДОРОТИ

Не ругайся, пожалуйста. Я сейчас не в настроении слушать ругань. А кроме того, во мне очень мало вассарского. Я ровно ничего не поняла из того, чему там учили.

ПРЕСТОН

А то, что здесь происходит, ты понимаешь?

ДОРОТИ

Нет, милый. Университетский городок — тут я еще хоть что-нибудь понимаю. Но Каса-дель-Кампо для меня уже совершенная загадка. А Усера, а Карабанчель![4] Просто ужас.

ПРЕСТОН

Черт, никак не могу понять иногда, почему я тебя люблю.

ДОРОТИ