Пять жизней и одна смерть

– Ну так о чем я. Я поверил тебе и надеялся больше не увидеть, поверил, что ты исчезла. Все только наладилось, мой папочка наконец покинул этот свет, конечно, не без моей помощи. И тут ты начала свои выкрутасы. Отыскала Элизу, наплела ей какой-то чуши и спустя столько лет она решила наябедничать на меня полиции. Что ты ей обещала? У тебя ведь нет ни хрена. А потом ты вздумала помешать моим планам. Ты вечно все портишь. Вот только с оружием надо уметь обращаться, а то можно убить кого-то ненароком. Но и этого тебе показалось мало, да?

Я ничего не отвечаю, и он продолжает:

– И вот иду я на могилу отца – пожаловаться на тебя и похвастаться новым выбором падшей женщины – и вижу там тебя. Да еще эта странная записулька. А потом ты разговариваешь с моей женой и доводишь ее до нервного срыва. Что ты задумала, Анна?

– Ничего, – стону я, пытаясь разжать его руку, рвущую волосы.

– Тогда что ты делала в полиции? – Его голос не похож на человеческий, а скорее напоминает что-то несуществующее, ужасающе-потустороннее.

– Ничего, – пытаюсь оправдаться я, а слезы уже стоят в глазах. Мыслей, как выбраться, нет, силы исчезают вместе с волей. Он давит меня своим голосом, взглядом, своим телом.

– Не лги мне, Анна. Или в следующий раз в тюрьме будет не покушение, а убийство. Понимаешь?

– Понимаю, – снова стону я.

– Зачем ты разворошила этот улей? Или забыла, что это ты виновата в смерти той девчонки? Забыла?

Он резко дергает меня и ударяет головой о настенный шкаф. Я чувствую резкую вспышку боли и вижу салют из ярких искр в темноте сознания.

– Я не виновата!

– Да? Ты так думаешь? – Он чуть ослабляет свою руку. – А мне кажется – это ты. Ты виновата в ее смерти! И только ты виновата, что твой защитничек сейчас в тюрьме. Я велел тебе держать рот на замке, но ты не послушалась. Вы не умеете слушать, бесполезные, наглые шлюхи.

Я пытаюсь ударить его ногой, но он реагирует молниеносно и просто переворачивает меня к себе спиной и еще сильнее прижимает к шкафам. Столешница врезается в живот и не позволяет нормально дышать, голову он грубо оттягивает за волосы и, прижавшись к моему уху, надменно поет свою страшную песню, ломая и уничтожая то единственное, что осталось от нас двоих:

– Только ты в этом виновата. Я хотел быть добрым, облегчить тебе осознание твоей порочной природы, но ты не стала пить вино, а только притворилась. Я велел тебе не кричать. Ведь велел? Но ты опять не послушала меня. Если бы ты не кричала, она бы не пришла в театральный зал. Не попыталась бы нам помешать. И тогда мне не пришлось бы сделать то, что я сделал. Но, знаешь, ты мне очень помогла! Теперь я знаю, что вы не заслуживаете жизни. Я должен был понять это еще с самого первого раза, но был добрым и справедливым. Теперь я исправлю свою ошибку, и ты будешь свободна от своего порочного существования.

Я слышу каждое его слово, вижу тот вечер, он кадрами проигрывается в моем сознании, вижу Элизу в платье крем-брюле, вижу других девушек, раздавленных им. Слабых, сломленных ни за что, униженных за просто так. И тут слышу щелчок закипевшего чайника. Он его тоже слышит, и на долю секунды монстр теряет контроль над всеми нами. Я хватаю чайник, щелкаю крышкой и кидаю в него, он кричит, и я чувствую, как кипяток растекается и по мне. Отталкиваю Давида от себя и слышу свой пронзительный голос:

– Нет, больше никогда!

Все остальное происходит как в кино, где я оказываюсь зрителем. Вижу, как в квартире появляется Сергей с чем-то черным в руке, что-то кричит, как набрасывается на монстра, как завязывается борьба. Слышу выстрелы, крики, но все это словно происходит не со мной, а где-то там, на экране телевизора или на сцене театра, а я сама уже сижу на полу, прижавшись к кухонным шкафам, чувствую, как ручка впивается мне в плечо, а правый бок адски щиплет и горит под влажной горячей футболкой. Вижу красные пятна на своей руке и, поднимая футболку, замечаю обожженный бок.

Никогда раньше я так сильно не обжигала кожу, но эта боль не сравнится с тем облегчением, которое я испытываю. Вижу, как квартира наполняется множеством людей в форме, а монстр, это чудовище, демон многочисленных кошмарных снов, лежит, поверженный, на полу, и под ним расплывается красное пятно. Я сохраняю эту картину в своей памяти, словно финальную страницу моего комикса жизни. Жаль, альбом и карандаш сейчас лежат в другой части квартиры.

После всего происшедшего меня увезли в больницу, где оказали помощь, напоили соком и дали успокоительное, от которого я сразу же заснула.

На следующее утро мне назначили домашние процедуры и выписали. Я собиралась прогуляться по весенним улицам в сторону дома, но ко мне заезжает Сергей и с превеликим удовольствием вызывается подбросить на своей машине.

– Как ты? – спрашивает он уставшим, но умиротворенным голосом.

– Теперь отлично, а ты?

– Я тоже. Как хорошо, что ты мне набрала.

– Мне нужна была твоя электронка, я хотела отправить файлы. Спасибо, что взял, – улыбаюсь я.