— А плохо сидеть на «губе», — поморщился Чиркин, — не дай бог…
— Но как бы империалисты ни заваривали кашу, мы…
— Батюшки, — вскочил Чиркин, — да у меня же каша осталась, пойти дошамать!
И Чиркин под негодующее шикание с грохотом выбежал из зала.
География Великанова
Групповод. Товарищ Великанов, какую местность вы находите самой лучшей?
Великанов. Столовую.
Групповод. А как вы подразделяете сутки?
Великанов. Утренний чай, обед, ужин и сон!
Из уважения к товарищам
— Чиркин, почему ты такой отсталый?
— Товарищи просят. Скажешь: товарищ, айда гулять, а он: «отстань, не мешай книжку читать». Ну и отстанешь!
Любовь к книге
— Правда ли, красноармеец Симулянтов без книги жить не может?
— Да, с утра хватается за «книгу больных»…
Размышление Кондрашкина
Общее собрание красноармейцев избирает правление клуба поднятием рук; правление же клуба нередко сидит целый год, сложа руки.
Правления клубов, избранные нахрапом, обыкновенно отличаются храпом.
Драмкружкам из всех постановок чаще всего удается одна, а именно: плохая постановка дела.
Клубное
— Чегой-то наш граммофон душу раздирающе хрипит?
— Это он по смете убивается. Зарезали ее, бедную — иголок не на что купить.
Дует на холодное
Лекпом. Товарищ Чиркин, почему вы не желаете посмотреть в микроскоп?
Чиркин. Боюсь я, товарищ лекпом, как бы микроскоп число моих нарядов не увеличил. Мне нарядов и без микроскопа хватает!
После сельскохозяйственной лекции
— Ну, и оброс ты, братец! Который месяц не брился?
— Дык, ведь, сам же лектор намедни велел беречь растительность.
На культурном уровне
— У вас, кажется, читатели бережно относятся к книге?
— А что?
— Да ни одна книга не разрезана.
Траурный марш
— А почему это на рояле — черные и белые клавиши?
— Дура! Если что печальное там сыгрануть, значит, на черных играют, а если веселое — на белых шпарят!
Любительская установка
— А ваш громкоговоритель действует?
— Да… На нервы.
Тоже безбожник
— И не стыдно тебе, Сидорчук, в церковь ходить?
— Да, ей-богу, я не ходил…
— Врешь. Я тебя в прошлое воскресение во время обедни у правого клироса видел.
Метрсистема
— Товарищ Михрюткин, сколько ты сможешь пройти в походе?
— 50 грамм смело пройду.
— А сколько тебе потребуется хлеба для поднятия сил?
— Немного: всего два километра!
Где тонко, там и рвется
— Семушкин! Назови какой-нибудь рвущийся предмет.
— Лента в нашем кино.
Привычка — вторая натура
— Чиркин! Считайте до десяти…
— Один наряд, два наряда, три наряда… десять нарядов.
Тишина немая
— Не пойму, зачем это наш радиоприемник в ленпалатке в шкафу под замком лежит?
— А затем, чтобы не нарушал тишину!
Рекорд скорости
— Пулькин. Назовите мне предмет, который движется быстрее пули…
— Картина в нашем кино, товарищ командир!
Политбеседа
— Какой у Европы самый
— Конечно, вопрос о
ВОЕНКОР
Первомайский номер
Что говорить — быть редактором центральной газеты нелегко. Очень даже беспокойное дело, скажем «Правду» или «Красную звезду» редактировать. А только Николаю Ивановичу Бухарину или уважаемому товарищу Феликсу Кону я считаю не в пример легче, чем нашему Степану Калпаченке — ответственному редактору ротной газеты «Красная протирка».
А если кто не сочувствует, пусть послушает, как мы выпускали первомайский номер.
Нужно сказать, что товарищу Колпаченке недавно вырезали грыжу, и он вернулся в роту только 27 апреля. Пришел — и первым долгом спрашивает:
— Ну, как газета?
— А никак, — говорят ребята, — что ей делается — целехонька. Как с февраля висела, так и сейчас висит.
Расстроился редактор, собрал редколлегию и горько сказал:
— Это саботаж, а не работа. Номер нужно выпустить обязательно. Две кампании на носу: Первое мая и День печати, и всего три дня сроку осталось. Вы тут посоветуйтесь, а я схожу к отсекру за директивой…
Отсекру, как водится, некогда: на собрании актива и в баню торопится.
— Вот тебе, — говорит, — срочная директива: выпусти номер с упором на интернациональное воспитание, укрепление политико-морального состояния и культурного уровня. Остальные вопросы преломи и увяжи с текущим моментом в ротном масштабе. — Бодро взмахнул папкой, и только отсекра и видели.
Два дня Колпаченко бегал, беспокоился, уговаривал, согласовывал и увязывал. А тут горячка — все к празднику готовятся.
— Некогда нам статьи, заметки писать: парад! Спектакль! Шефы приезжают!..
Самые активные военкоры в клубной постановке заняты, целый день репетируют: один расстрелянного покойника изображает, а другой — буржуазную даму из насквозь прогнившей буржуазной Европы. К вечеру прибегает редактор в роту, ищет художника.
— Нету, — говорит дежурный, — спешной запиской вытребован в клуб лозунги писать.