Пять углов

Воскресные дни в английский план не входили: они существовали не для здоровья, а для души. Нет, не о церкви шла речь: Исайя Андреевич был хоть и духовного происхождения человек, но во все эти предрассудки не верил. Нет, по воскресеньям Исайя Андреевич, как и прежде, намерен был навещать своего возлюбленного, хоть и двоюродного брата.

На самом деле Исайя Андреевич хитрил, объясняя все английскостью плана: все дело состояло в идее о Пяти Углах, но Исайя Андреевич и сам не сознался бы в таком нерациональном происхождении плана и повернул все дело так, как будто в этом виновата Англия.

— Однако, братец, ты — гусар! — с дружеской укоризной обратился к себе Исайя Андреевич. — Ты, братец, гусар. А еще о здоровье каком-то английском рассуждаешь. Смотри же, братец, характер у тебя уж больно русский: с таким характером трудно английские планы соблюдать. Надо же, один вчера почти целую бутылку сладенького выпил! Шурочка разве что две стопочки для компании поддержал. Поберегись, этак ты и за прекрасным полом приударять станешь.

Исайя Андреевич конфузливо засмеялся. Потом стал снова серьезным и встал. Он подошел к окну, присмотрелся: идет ли дождик? Шел. Исайя Андреевич вздохнул и послушно вернулся в кресло. Он теперь с нетерпением дожидался понедельника, чтобы начать заслуженный отдых.

III

Пенсия началась для Исайи Андреевича солнышком. После сильного, длившегося всю ночь дождя оно на улице появилось среди разошедшихся туч, осветило небольшую комнату Исайи Андреевича и заиграло тюлевыми зайчиками на крашеном полу.

Исайя Андреевич, проснувшийся раньше обычного и дожидавшийся половины восьмого, чтобы начать первый день трудового отдыха, в половине восьмого сел на кровати и сладко зажмурился не столько от солнышка, сколько от предвкушения. Встав с кровати, Исайя Андреевич направился прямиком к окну с целью еще больше удостовериться в освещении. В окно через кактусы посмотрел во двор: на противоположной стенке, в чьем-то кухонном окне, — баночки, марлевый мешочек висит; понял, что теперь всегда будет смотреть по утрам в окошко. Исайя Андреевич отошел от окна и вышел через коридорчик на кухню.

«Да, возраст-возраст! — думал Исайя Андреевич, проходя коридорчиком. — Секрет долголетия!»

Бритье доставляло удовольствие: конечно, не так, как в молодые или зрелые годы жизни, — тогда кожа была гладкой и упругой, бритва легко шла, набирая на зеркальное лезвие легкую ноздреватую пену, — теперь кожу приходится оттягивать, зато щетина стала крепче, лучше бреется.

«Заведу сиамского кота».

Позавтракав (на первый раз легко), Исайя Андреевич натянул плащик, заложил шарф поплотней и вышел на лестницу. Он потоптался немножко в нерешительности, постоял и, набрав полные легкие воздуха, шагнул вниз.

Улица встретила Исайю Андреевича солнцем и свежестью, как будто вместе с Исайей Андреевичем и весь мир вышел на пенсию: небо было чистым, и по неглубоким прозрачным лужицам пробегала мелкая рябь, едва шевеля одинокие, зажелтевшие от края листья. Магазины сверкали мытыми окнами и белыми буквами, по Ломоносовской в черных передничках из-под распахнутого пальто стайками перебегали школьницы, совсем гимназистки, и с Разъезжей вырулил на тяжелой серой ломовой лошади извозчик с желтыми сосновыми ящиками на плоской телеге.

— Первый пенсионный! — с гордостью сказал Исайя Андреевич.

Природа ликовала.

Исайя Андреевич не спеша направился по Загородному проспекту к Владимирской площади, с чувством рассматривая витрины закрытых еще утренних магазинов, то останавливаясь у гастронома, чтобы полюбоваться, как рабочие в белых запачканных фартуках, напрягаясь, тащат плотные картонные коробки с написанными на них заграничными буквами, то любопытствуя, на что идет запись у электрического магазина: оказалось, что на холодильник «Саратов». Люди стояли с плакатами на неструганых палках, и Исайя Андреевич подумал было: не стать ли ему с таким плакатом — записаться на «Саратов», — но решил, что это праздность, потому что есть же свой личный холодильник «Ленинград», не такой вместительный, а много ли ему надо?

Исайя Андреевич перешел на другую сторону, чтобы посмотреть, как дворник поливает из черного шланга тротуар.

— Привет труду! — бодро сказал Исайя Андреевич и приподнял над головой свою кепочку.

Молодой дворник (наверное, студент — подрабатывает) кивнул и улыбнулся Исайе Андреевичу, продолжая поливать. Исайя Андреевич хотел спросить у дворника, для чего тот поливает и без того мокрый тротуар; без обиды хотел спросить, а насчет мастерства — какие, мол, секреты? — но и о секретах не спросил, а забыл об этом, потому что в конце проспекта, от колокольни, появилось как бы тихое сияние.

Исайя Андреевич осторожно почувствовал биение сердца. Он взялся за пуговку рукой и неуверенно, как будто он до этого и не в ту сторону шел, сделал несколько робких шагов. Потом еще несколько робких...