Как понимаю сейчас, вид был не очень боевой. Большущая выгоревшая пилотка (мне подарил ее Пашка Шаклин) съезжала на уши. Цыплячья шея длинно торчала из разношенного ворота сизого от стирок хлопчатобумажного свитерка. Сморщенные голенища болтались вокруг тощих, обтянутых заштопанными чулками ног. Штаны были коротенькие, хотя в моем понимании почти военные, потому что мама сшила их из полинялой гимнастерки (тоже купленной на рынке). Помочи защитно-полевого цвета мне казались похожими на лямки парашютиста. А в то походное утро к ним добавились еще такие же лямки маленького вещевого мешка, который для меня выудил из своего охотничьего имущества отчим. Мешок был почти пуст, лишь побрякивали там эмалированая миска да алюминиевые кружка и ложка. Сперва я хотел сунуть ложку за голенище, но мама сказала, что это не гигиенично. И добавила в мешок два ломтя хлеба, завернутые в газету.
Поверх четырех лямок добавились крест-накрест два тонких ремешка – от походной фляжки, которую уступил мне отчим, и от его же монокуляра (половинки бинокля), в который я собирался рассматривать преодолеваемую пешим порядком местность. С перепоясанной таким образом грудью казался я себе героическим партизаном, открывателем новых земель и пилотом полярной авиации – одновременно…
Двинулись в дорогу мы около восьми часов утра. Было прохладно и солнечно. «Баром
У нас оказался попутчик – незнакомый мне дядька, сослуживец отчима. Какой-то бесцветный и неинтересный. Ну и ладно! Лишь бы не лез ко мне с разговорами, как взрослый к маленькому. Через недолгое время вышли мы на улицу Республики и дошагали по ней до двух мостов – через Лог с речкой Тюменкой и через нашу многоводную (как мне казалось тогда) Туру. С высокого берега я увидел заречные дали, которые замыкал настоящий горизонт – сизая грань земли, отороченная гребешком еле различимого леса. Ну, эту картину мне приходилось видеть и раньше, не первый раз был у реки. Но ведь теперь-то мой путь лежал дальше видимой грани –
– Смотри, вон деревня Парфеново, а левее и дальше Новые Юрты…
– За которыми те самые поля?
– Не сразу, но вскоре…
Возможно, это было свойство моего детского зрения, но за Новыми Юртами (как стало понятно позже, через несколько лет – совсем недалекими) я не разглядел никаких полей. Деревня показалась мне уходящей дальним краем к самой кромке различимой местности. Это лишний раз убедило меня, что поля уже за чертой горизонта. И сердце сбивчиво затюкало…
Мы вышли на мост. Далеко внизу желтая вода вертела у быков-ледорезов неторопливые воронки (попробуй-ка туда попасть – ой-ёй-ёй…) Отчим хотел взять меня за руку, но я самолюбиво дернул локтем – не маленький. Хотя, по правде говоря, шагать у шатких деревянных перил, по жидкому дощатому настилу было страшновато. Ну, ничего, перешли. Двинулись по одноэтажным улочкам З
Белобрысый спутник в парусиновой фуражечке понимающе кивал и говорил, что постарается найти человека, у которого можно приобрести одноместный дощаник «совсем за гроши».
Кстати, через несколько лет отчим все-таки купил легонькую плоскодонку у какого-то заречного пьяницы. Но охотился на ней не часто – ведь надо было искать машину, чтобы перевозить лодку то на одно, то на другое озеро (а в ближних речных заливчиках, куда можно добраться «своим ходом», дичи становилось все меньше). В конце концов плоскодонкой завладел я, оснастил ее мачтой и парусом и с двумя друзьями-девятиклассниками (да еще с собакой Султаном) совершал на этом одноместном суденышке плавания по родной Туре. Как не потонули, уму непостижимо. Впрочем, где-то я уже писал про это…
По деревянной дороге – лежневке – мы наконец миновали заречную слободу, через засохшие болотца добрались до деревни Парфёново и по ее краю зашагали к Новым Юртам – они к Парфёнову почти что примыкали. Я вертел головой – здесь были для меня совсем неведомые края. Правда, раньше я видел эти деревни, но издалека, с высокого тюменского берега, а это все равно, что на картинке…