С этими словами, он отступает и подбирает бинты с пола, начав наматывать их на руку, не желая смотреть на меня. Ладно, я только что обидел второго члена своей семьи. С этим что-то нужно делать, в ином случае будет комбо, о чём я даже думать не хочу. Если не считать Ди, то отец и есть мой лучший друг. Он, как и Мэди, может видеть меня насквозь, но он не знает, что действительно было. И я, черт возьми, никогда ему об этом не скажу. Он убьёт за свою дочь, и уверен, за меня тоже, хотя последнее не требуется. Я сам готов разорвать их на части. На кривую дорожку я не ступил только благодаря сестре.
– Не знаю, почему я об этом подумал, – говорю я, и отец молча кивает, продолжая мотать бинты, не смотря на меня.
Перевожу дыхание. Извиняться хреново. Очень хреново. Для раскаяния нужно переступить через гордость, а во мне её выше крыши.
– Ты же любишь маму.
– Люблю, – соглашается отец.
– И ты никогда… никогда не изменял ей, так?
– Так.
– Не строй из себя обиженного, ты же понимаешь, почему я могу подумать не о Люке, а о ком-то другом.
Отец поднимает голову, и его каменное выражение говорит о многом. Спустя минуту, черты его лица приобретают прежнюю беспечность и мягкость.
– Что с тобой происходит?
– Со мной всё в порядке.
– Я не верю ни единому твоему слову, – заявляет он. – Ты знаешь, что можешь поговорить со мной обо всём. В чём проблема сейчас?
– У меня нет проблем.
– Ладно, бесполезно, – вздыхает отец.
Поджимаю губы и вздыхаю, остановив движение в дверном проёме.
– Мы можем позаниматься завтра? – спрашиваю я.
– Без проблем. Встретимся в шесть.
– Нет, не тут. Завтра в центральном парке. Вдвоём.
Отец быстро смахивает удивление с лица и кивает.
– Хорошо.
– Спасибо, – говорю я, собираясь уходить, но тут же останавливаюсь, и поворачиваюсь к нему. – Что за девчачьи шорты? Подарю тебе на Рождество мужские.
– Себе подари, засранец, – усмехается он, и напряжение между нами моментально сменяется лёгкостью.
– До завтра, пап, поцелуй маму за меня.
Губы отца растягиваются в широкой улыбке, как будто он свалил с ног армию и не получил и царапины.
– Поцелую.
Закатываю глаза и, игнорируя его насмешки, покидаю стены зала.
Нахожу друга в машине, который, кажется, отрубился, пока меня не было. Я едва держу смех, из-за слюны, которую он решил пустить по подбородку. Резко шлепаю ладонью по стеклу с водительской стороны, и он подскакивает на месте, а я заливаюсь смехом.
– Придурок, ты напугал меня, – недовольно бурчит он, когда я приземляюсь на пассажирское кресло.
– Нехрен спать, смотри в оба и держи защиту.
– Это ты мне говоришь о защите? – улыбается Ди, выезжая с парковки.
– Забери свой камень из моего огорода, иначе я тебе двину.
Резко вскидываю руки и ставлю перед лицом защиту, потому что через пару секунд он решил проверить теорию на практике. Усмехаюсь и играю бровями.
– Чистое везение, – смеётся Ди.
– А мне кажется, что это просто хорошая реакция и отличное владение боевыми искусствами.
– Заткнись, – получаю кулак в плечо, но не даю ответный, чтобы машина не съехала со своей полосы и по доброте душевной не вытянула из кошелька деньги на ремонт той, в которую въедет.
– Она всё ещё дуется на меня? – с осторожностью спрашиваю я.
– Ты знаешь, что она хочет, но не может. Тебе повезло. В следующий раз следи за языком.
– Из меня хреновый брат, – выдыхаю я.
Ди оставляет на мне быстрый взгляд, и его брови сводятся на переносице.
– Нет, ты просто не можешь контролировать агрессию. А следует.
Жму плечами и протираю лицо ладонями. Последнее время, из меня действительно никудышный сын и хреновый брат. Это понятно по сегодняшнему дню.
– Так и? – продолжает он.
– Что?
– Ладно, забей.
Поджимаю губы и окидываю его взглядом. Не знаю, почему, но такое чувство, что друг всё знает. Получаю новый быстрый взгляд Ди, который он вновь переводит на дорогу. Вижу, как белеют костяшки его пальцев, и интуитивно смотрю на свои. Ничего нового: мои в точности такие же, как и у него.
– Я не хочу говорить об этом, – хрипит он, как будто предвидит мой вопрос.
Молча киваю и смотрю перед собой, борясь с пеленой перед глазами. От былой усталости не осталось следа, я снова хочу убивать или что-нибудь сделать. И когда друг подъезжает к дому, я пулей вылетаю из машины, прощаясь практически на бегу.
Цифры на табло в лифте быстро сменяют друг друга, и мой этаж остаётся где-то под низом. Выскакиваю на самом последнем и оглядываясь по сторонам, проскальзываю к лестнице, ведущей на крышу. Мне плевать, что я следую мимо нескольких табличек запрещено. Я прохожу тут тысячный раз, и пройду тысячу первый. Прислоняюсь бедром и подталкиваю дверь, резко дёрнув металлическую ручку вниз. Если для её открытия нужен ключ, то я легко обхожусь без него.
Бросаю сумку по пути и расставляю ладони на кирпичной перекладине. В голове моментально всплывает образ блондинки из раздевалки, но, когда закрываю глаза и выдыхаю, он испаряется и на смену ему приходит другой: той, что я одновременно ненавижу и люблю, помню и хочу забыть. Ненавижу это чувство пустоты, которую вынужденно пытаешься заполнить любым занятием.