Пять часов с Марио

Кармен не знала, молилась Менчу или нет. Она все время неподвижно стояла у изножия гроба и смотрела на отца с выражением мольбы и жалости. Арóстеги сказал: «Он был добрый человек», — и тогда дон Николас внезапно повернулся к нему: «Добрый для кого?» A Мойано пробурчал в свои грязные бакенбарды: «Он не умер, его замучили». Дон Николас стал заглаживать промах: «Простите, Кармен, вы были здесь?» Но она ничего не сказала — эти люди всегда говорили загадками, и она их не понимала, да и Марио при жизни не утруждал себя тем, чтобы объяснять ей свои слова. «Может быть, снова прикрыть окно?» — «Вот так, спасибо». — «Уже чувствуется ночная сырость». — «Вчера было холодно». — «Подумай о себе, Кармен, ты нужна малышам». — «Здесь очень душно». — «Когда мне сказали, я не могла поверить, ведь я видела его вчера», — «Да и я тоже…» Пио Тельо она сказала: «Вы готовы? Записывайте: «Молитесь за упокой души…» На мгновение Кармен почувствовала слабость от сознания, что стала главным действующим лицом, и подумала: «…доньи Кармен Сотильо», — но вовремя опомнилась: «Можно продолжать?» Пио спросил: «У дона Марио не было титула?» — «Нет, видите ли. Это только для директоров». Голос в трубке звучал сердито: «Другие и с меньшими заслугами получали титул». — «Вот видите, как все вышло, что ж я могу поделать?» Пио Тельо писал медленно. Закончив диктовку, Кармен подчеркнула: «Рамку совсем черную, Пио, будьте добры». — «Не беспокойтесь». Только нереальное чувство скорби и книга на ночном столике связывали ее теперь с Марио. Да! И его тело. «Он не побледнел. Если бы вы мне не сказали, я бы не поверил, что это покойник, клянусь вам здоровьем матери». — «Не прикрыть ли еще немного окно, как вы думаете?» — «Очень дует». — «Вот так, спасибо».

— Книга тут, Вален?

— Тсс! Здесь. Не волнуйся, милочка. А теперь отдохни, заклинаю всем для тебя святым. Никто у тебя ее не отнимет.

Валентина встает, кладет руку ей на затылок и помогает снова вытянуться; затем бережно накрывает ее белым одеялом. Валентина стоит и смотрит вокруг, смотрит на выгоревшие эстампы с цветами, на распятие над кроватью, на покрывающий прямоугольник паркета потертый ковер, изъеденный временем. Она движется медленно, молча, рассматривает себя в полумраке комнаты в зеркале шкафа, сперва в фас, потом в профиль, раза три оглаживает чуть округлившийся живот. Она недовольно морщит губы, поворачивается, и на глаза ей снова попадается книга, тюбик с таблетками, флакончик с жидкостью, маленькая связка ключей, кошелек и старый будильник. Она незаметно вздыхает. Кармен опять прикрыла глаза своей белой-белой рукой. Она снова садится:

— Ты здесь, Вален?

— Да, душечка, не беспокойся, я от тебя ни на шаг не отойду, даю тебе слово, только отдохни сейчас. Ну, заставь себя.