[email protected] (ФАНТОМ - ЛЮБОВЬ)

Много лет спустя, уже заканчивая десятый класс, Филипп попал в Одессу на фестиваль агитбригад. Ему дали задание написать некую песню о южном городе и спеть ее на закрытии фестиваля.

Продумывая варианты, сочинитель вышел из гостиницы и пошёл вдоль улицы, ведущей к морю, к пляжу «Аркадия». Минут за двадцать до пляжа, он с удивлением поймал себя на том, что совершенно уверенно свернул в небольшой переулок, вдоль которого стояли полуразрушенные дома и заборы, а рядом копали большую яму и впихивали в неё огромную трубу. Пройдя ещё несколько шагов, он оказался у маленького дворика, в углу которого стоял старый деревянный стол, вкопанный в землю. Во дворе не было ни людей, ни собак, ни других признаков жизни.

Это был Женькин двор.

Двор и дом были гораздо меньше, чем в его воспоминаниях, но это были именно они. Идти в дом не было смысла. Он присел за тот самый деревянный стол и быстро набросал текст песни и даже напел мотивчик в ритме танго:

Как бархатом, укутан южный вечер
И шелестит таинственно прибой.
Ты помнишь наше танго первой встречи,
Твои смешные худенькие плечи
И голос твой, как будто неземной..
Милая, чернее ночи это море,
Милая, твои глаза в немом укоре —
Мы навсегда запомним вечер:
Погасли свечи И озябли плечи…
Милая…
Заполнены приморские бульвары,
Хрипит оркестр, как старый патефон,
 И ночь пьянит божественным нектаром,
И прямо в сердце каждой новой пары,
Пускает стрелы душка-купидон…
Милая, чернее ночи это море,
Милая, твои глаза в немом укоре —
Мы навсегда запомним вечер:
Погасли свечи И озябли плечи…
Милая…

Глава десятая. Откровение первое

Филимон промурлыкал припев танго и послал файл в распечатку.

Светало, над зеленью Гончарного яра слоилась папиросная дымка тумана, по красным кирпичам пешеходной дорожки куда-то деловито топал ежик, а здоровенный кот замер в задумчивости, решая для себя, бежать за странной крысой или нет. Птицы будили друг друга и весь окружающий мир, а к их пересвисту и хлопанью крыльев добавлялись механические звуки просыпающегося города.

«Зачем я это делаю? — подумал Фил глядя на печатающиеся страницы. — Кому всё это нужно?».

Спать не хотелось. Он принял душ, побрился, выпил чашку крепкого кофе и вышел на улицу вместе с толпой роботов-уборщиков. Днем эти электронные истуканы выполняли роль постовых на пешеходных дорожках, исправно следили за тем, чтобы никакой торопыга-водитель не посмел толкнуть пешехода, а чего хуже — ребёнка. Любое нарушение правил они фиксировали глазом-видеокамерой и немедленно переправляли в Единую Систему Контроля, а у самого нарушителя в ту же секунду отключали действие бортового компьютера, и тот должен был смиренно дожидаться приезда патрульной машины.

Ночью запоздалый горожанин мог воспользоваться роботом для вызова такси либо для экстренного звонка по телефону, а по утрам вся эта железная рать превращалась в пылесосы и в моечные машины. С четырёх утра они вылизывали улицы города до состояния выставочного макета, и результат их работы сохранялся, как минимум, до полудня.

Перескакивая через струи воды и сбивая механических дворников с ритма работы, Филимон дошёл до Владимирской и свернул в сторону площади имени Богдана Хмельницкого. Первые лучи солнца разогревали золотую кику колокольни Софиевского собора, а на голове у легендарного гетмана и его коня ворковали голубиные пары, оставляя белые потёки на позеленевшем металле.

Днём здесь собиралась уйма народу.

По улицам центра проезд разрешался только туристам, да и тех, вокруг наиболее памятных мест, старались провести пешком. Шустрые сопровождающие тараторили в небольшие микрофончики привычный набор дат, имён и событий, и площадь, к средине дня, заполнялась муравейником странников. Над толпой вздымались разноцветные зонты пастухов- экскурсоводов: так они подавали сигналы заблудшим овцам и указывали им дорогу к стаду.

Но в этот час белокаменная площадь была совершенно пуста. Фил пересёк её медленным шагом, ощущая под ногами гул пробуждающихся подземных развязок. Раскидистые зелёные каштаны по обеим сторонам

Владимирской улицы приветливо покачивали белыми пирамидами соцветий и роняли наземь редкие капли воды, слизанные у ночного тумана.

Миновав серый комплекс зданий Службы Безопасности, Фил подошёл к Золотоворотскому садику и словно врезался лбом в невидимую стену.

Безмятежно ухмыляясь и раскачивая ногой, на парковой скамейке восседал коротышка.