[email protected] (ФАНТОМ - ЛЮБОВЬ)

Ему, почему-то, вспомнилось лето, Одесса, москвичка, но папа в полной растерянности бросил письмо на стол и стал рассказывать подробности сбежавшимся соседям.

Мама была жива. Никакого дихлоритана она не пила — наглоталась снотворного, под названием «люминал», но в таком количестве, что угрозы жизни не было и в помине. На вопрос папы, что же такого знает Роза Марковна, та стала хвататься за сердце и убежала к себе в комнату.

А на следующее утро, в субботу, пошли звонки и визиты.

Приходили общие друзья и знакомые, соседи, дальние родственники и даже продавщица из гастронома на Владимирской. Почему-то, они все интересовались в первую очередь здоровьем Фильки, сочувственно гладили его по голове и интересовались, как прошла операция.

О какой операции идёт речь Филя в начале никак не мог догадаться, но смутно вспомнил, что ранней весной мама усиленно таскала его по врачам. Его заставляли на голодный желудок пить противную тёплую воду и есть белые хлебные корочки, затем ему пихали сквозь горло толстенную резиновую кишку, либо тоненькую, но с железной головкой. Врач укладывал его на бок, и несколько часов из Фильки сочилась по трубке всякая гадость — либо прозрачная кислота, либо желчь. Всё это собиралось в пробирки и отправлялось в лабораторию.

На какое-то время его даже поместили в детский стационар и апрельская капель разбудила его не дома, а в маленьком здании районной больницы. Там было совсем не скучно — было много девчонок и мальчишек его возраста, и главный врач не уставал повторять, что их место не в лечебном заведении, а в исправительной колонии.

Но ни о какой операции речи не было.

Папа недоумевал вместе с Филькой и записывал в блокнот какие-то цифры, которые называли ему разные люди. Вечером пришла Роза Марковна. Она сказала, что даже не хочет слышать о тех деньгах, которые мама у неё заняла — она знала, что никогда не получит их обратно.

Из обрывков фраз, из разговора с примчавшейся Веркой, из реплик соседей по двору перед Филькой встала чёткая картина произошедшего.

Мама занимала у людей деньги под лечение его несуществующей болезни. Нужно было делать уникальную операцию. В том, что он не жилец, оказывается, были уверены многие, и вид нормального, здорового мальчишки вызывал удивление у тех, кто заходил к ним в дом в эти дни.

Это была большая ложь. О причинах этой лжи Филька думал тогда, и чуть позже, и через много лет спустя, но так и не сумел постичь разительное несоответствие привычного образа мамы с тем, что она делала в реальности.

Её жизнь обещала быть яркой и беззаботной.

В июне 1941 года она закончила балетное училище и готовилась к работе в театре оперы и балета. Удивительно красивая, лёгкая, воздушная, с жёлто-зелёными кошачьими глазами, она была в центре внимания и мир был у её ног.

Началась война — балерины ушли в санитарки.

Рязанское пехотное училище, звание лейтенанта, отряды «истребительных батальонов», — но главная награда к 45 году — родившаяся дочка.

По слухам, отцом девочки был крупный военный чин. Демобилизация из армии и полная жизненная безнадёга: маленький ребёнок на руках, отсутствие всякого понимания близких, безденежье. О втором ребёнке знала только Роза Марковна.

Худой, стройной воспитательнице детского сада удалось скрыть беременность до самого финала.

Мальчик родился прямо в квартире.

Когда Роза Марковна пришла на следующий день сообщить о том, что она решила вопрос с детским домом — мальчика не было. Он был подброшен под двери врача — хирурга, жившего на противоположной стороне улицы в престижном, «литерном» доме, и дальнейшая судьба его была неизвестна.

До поры до времени.

Лет пятнадцати от роду, Филька заскочил в свой двор, из которого его унесли дальнейшие жизненные перипетии, но никого не обнаружив, двинулся к летнему кинотеатру — показывали «Великолепную семёрку».

На углу улицы Чкалова к нему неожиданно обратился высокий мужчина и скороговоркой выпалил совершенно непонятную ему информацию:

— Мама сказала, чтобы ты вернулся домой не поздно! Котлеты — на подоконнике, папа задерживается на операции, а мама едет с нами на день рождения Виктора.

Неожиданно мужчина осекся, внимательно вгляделся подслеповатыми глазами в совершенно оторопевшего Фильку и тихо спросил:

— Ты где эти джинсы взял?

— Купил, — осторожно ответил Филька, силясь понять — мужик пьяный или идиот.

Тот ещё ближе наклонился к Филе и как бы искренне испугался:

— А тебя как зовут, мальчик? Игорь?

— Нет, меня зовут Филей, — удивился ещё больше Филька, и смутная догадка шевельнулась в его голове.

— Ой, извини, — схватился за голову мужик, — теперь точно вижу — перепутал! Но до чего похож — бывает же.

Мужик развернулся и лёгкой трусцой помчался по улице, а Филька двинулся по своему маршруту, где в очереди за билетом и увидел своего двойника.

Они были похожи до неприличия.

Разная одежда и два года разницы в возрасте сглаживали сходство, но Филька уставился на свой портрет с огромным удивлением. Он никогда не встречал его раньше — ни в одном дворе, ни в одной компании.