PHANTOM@LOVE.COM (ФАНТОМ - ЛЮБОВЬ)

Вначале она уехала на месяц к родителям, затем затеяла развод с мужем и выяснилось, что причина этого развода совсем не Филипп, а некий серьезный поклонник. Филипп нервничал, ревновал, старался случайно и не случайно попадаться на глаза маленькой волшебнице, но она лишь грустно улыбалась при встрече и уносилась по каким-то очередным очень важным и совершенно неотложным делам.

Беда не в том, что косо-криво
Прибита жизнь моя к твоей,
Что встречи наши суетливы,
Пирог без праздничных свечей.
Улыбки, беглые намеки,
Конспиративные звонки,
То сын не выучил уроки,
То муж просил купить носки.
Беда не в том. А в чем — не знаю,
Но если б знал, то видит Бог,
Все так же трясся б на трамвае
На обусловленный порог.
И ждал бы встречи что есть силы
Без пирога и без свечей!
Беда лишь в том, что косо-криво
Прибита жизнь моя к твоей...

Любовные раны в определенном возрасте затягиваются достаточно быстро. Однажды, его богинька, все же, заглянула в рабочую ложу и обнаружила рядом с Филом совершенно другую помощницу осветителя. Она ничуть не растерялась и весело подмигнула начинающему Дон-Жуану: — Не забудь отпустить девушку на танец!

С тех пор они мило здоровались.

Но не только плотские утехи открылись Филу в храме искусства. Он жадно впитывал в себя все очевидные и неочевидные актерские премудрости, тем более что, время от времени, ему удавалось поучаствовать в спектаклях в роли статиста. Боевое крещение на профессиональных подмостках он принял несколько позднее, чем под ними, и случилось это в спектакле «Молодая гвардия». Кто-то из актеров приболел или перепил, и Филиппа срочно вырядили в длинное кожаное пальто, нацепили на голову железную немецкую каску и сунули в руки макет немецкого автомата. Он должен был пройтись вдоль колючей проволоки, где герой-молодогвардеец готовился прикончить немецкого часового тихо и бесшумно. Репликой для смертельного броска должна была стать прикуренная немцем сигаретка.

Неприятности начались с первого шага по сцене: Филипп обнаружил, что от волнения руки покрылись испариной и заранее зажатая в кулаке сигарета разлезлась на части. Пока он соображал, как ему без прикуривания отвлечься от места, где он отчетливо видел две приближающиеся партизанские задницы, молодогвардейцы подползли к нему и громко зашипели:

— Отвернись, сука немецкая!

Филипп послушно отвернулся и двинулся вдоль проволоки.

— Куда пошел, поц! Стой на месте! — почти завопил чей-то голос.

Филипп остановился и стал прислушиваться к окружающей обстановке и всматриваться в противоположную от молодогвардейцев сторону.

Разведчики вскочили на ноги и набросились на Филиппа вдвоем. От неожиданности он сделал шаг в сторону, и оба нападавших пролетели мимо часового и грохнулись на фанерную землю. Нож вылетел из рук Сережки Тюленина и упал прямо под ноги часовому.

В зале раздался легкий смешок непатриотичных детей.

Два партизана лежали на земле, а Филиппу ничего не оставалось делать, как направить на них автомат и заорать знакомую с детства фразу: — Хенде хох!

Но и актеры оказались хорошими импровизаторами: один из них лихо катнулся под ноги врагу, и Филипп почуствовал, что падает прямо на второго нападавшего. Тот успел увернуться и навалился на упавшего часового сзади. Получилось все очень естественно, но убивать немца было нечем, так как нож остался под Филиппом, а автомат был деревянным. Недолго думая, партизаны стали душить фашиста, причем делали это весьма рьяно, и Филипп уже подумывал, а не дать ли кому-нибудь из них в морду. Любовь к искусству помогла ему сдержаться, а мстители завершили процесс удушения и удовлетворенно плюнули на труп захватчика.

За кулисами корчились от смеха узники лагеря смерти, и когда пришла их очередь убегать из плена, то каждый из них постарался добавить соли и перца в сложившийся этюд. Один из них, пробегая мимо немца, пнул его по руке и собственная расслабленная кисть очень натурально шлепнула Филиппа прямо по носу, другой вырвал из — под часового автомат, а третий со словами: «Собаке собачья смерть!» — зачем-то наступил покойнику на живот. Никакого актерского мастерства не хватило бы выдержать эту неожиданную боль, и ноги мертвого часового инстинктивно поднялись к небу.

Зал грохнул здоровым детским смехом, но, к счастью, это был последний миг перед антрактом, и помощник режиссера дал занавес.