В общем. Прибыли. Пересечение Луначарского и черт знает кого. Анус мунди, как говорит моя Линочка, то есть дыра страшнейшая. Коммуналки, оказывается, до сих пор. Лифт не работает, в парадном кошками пахнет, Бордо то еще. У Краснушкиной туфля то одна, то другая падает. Чувиха взволнована, но в целом так бодренько шлепает вверх. Задыхаюсь уже, мне б постоять. Долго, долго еще? Из последних сил догнал ее, óбнял. – Пошли, – шепчет, – пошли. Но не отталкивает, поддается, даже зажмурилась. Стал за грудь ее трогать. – Давно, – спрашиваю, – маммогрáфию делала? – Тут глаза у Краснушкиной открываются: – Ты, Гамаюнов, совсем идиот? Никогда в лучшую сторону не отличался, а теперь и вовсе, видать, охренел! – Не стану же я ей про Люську. – Вдогонку мне: – Спасибо, что проводил, мерси! Даже не “охренел”, еще сильней выразилась, всегда была по этой части специалист. Такие слова, я считаю, не красят женщину.
Ладно, чего уж там? Тьфу. Плюнуть и растереть. Плюнуть можно. Однако же – не на все, не на все… Есть такое, что ни при каких обстоятельствах…
Пауза.
Во-от. Начинается интересное. Дочка замуж выходит. Сегодня. За химика. Ага, Менделеева. Только вчера узнал. Скажете: – Вот уж не думали, Гамаюнов, что ты безумный папаша такой. – Безумный, да? Так вам кажется? – Не желаешь ли ты, чтобы Линочка твоя, Ангелиночка, осталась одна, как какая-нибудь Краснушкина? И потом: почему ты не в загсе, не в ресторане, а с нами тут прохлаждаешься, с анонимными алкоголиками? – А потому что гости на свадьбе на этой – только со стороны жениха. Не поняли? Естественно, вы не поняли.
Достает из бумажника фотографию маленькой Лины.
Девочка моя… Последнее поколение, выросшее без памперсов. Мне подыматься с утра, я работу тогда почти каждый день посещал, Люся покормит Линочку, принесет к нам в кровать, повожусь, поиграюсь с ней, пока она на меня не пописает, тогда уж хочешь не хочешь – вставай…
Теперь только и вспоминать… Когда Линочка родилась, подумал: все, что было со мной, оно и нужно было для Линочки, для нее для одной. Никогда ничего похожего не испытывал. Ни к маме, ни к Люсе своей, ни к Краснушкиной.
Оберегал ее от всего, защищал. В поликлинике, детской, прививку Линочке ставили. – Не бойся, – успокаиваю ее, – доченька. – А сам весь дрожу. – Пап, да я не боюсь! Шприц – таким только поросят прививать. Тише, испугаете мою девочку! А без уколов никак? Существуют же порошочки, сиропчики…
С характером была девочка… Дружила только с мальчишками. Из сада ее забирал: – Кто физиономию тебе разукрасил, Линочка? – Длуг. – И как же, – спрашиваю, – зовут его, друга твоего? – Обсянников. – Обсянников? Не бывает такой фамилии. – Слушай, папа, кто ходит из нас в детский сад? Ладно, Обсянников.
Школа престижная, экономический класс, медаль. Все двери распахнуты. Выбрала стратегический менеджмент. Самое перспективное. Я подсказал. Красный диплом, естественно. Фирма из лучших: офис с перегородками, все сидят у компьютеров, друг на дружку стучат. – Что, Гамаюнова, – спрашивает начальник, – не нравится? Фирма элитная, устроиться тяжело, зато вылететь – запросто. Стал за попу хватать. Уволилась. Поздно узнал. А что бы я сделал? Вы что бы сделали?.. Какую-то – все сама! – контору нашла логистическую, командировки в месяц по нескольку раз. Но и здесь руководство, видимо, не фонтан. Хотя б генеральный – баба, не станет хватать за задницу. Коэффициент интеллекта вдвое ниже, чем у моей Линочки. Не такой, однако же, маленький, чтобы этого не понять. Соответственно, и Линочка не обучилась еще всяким тонкостям. – Тренируйся, – советую, – доченька. Я тоже не круглый дурак, но как-то сумел приспособиться. С людьми, дочка, главное обращаться вежливо. Будьте взаимно вежливы. Ничто не стоит так дешево. Вежливость города берет. – Фу, папа, – отвечает, – не думала от тебя услышать подобные пошлости. Зачем ты отдал меня на стратегический менеджмент? – А кем ты хотела, радость моя? Пиарщицей? Маркетологом? – Плачет: – Я любила на флейте играть, танцевать. – И где ты, прости меня, выступать собираешься? В ДК имени Ф. Э. Дзержинского? В храме Христа Спасителя?