Певцы Родины

подлинную гордость советского многонационального искусства, по праву звучит

имя Николая Юльевича Игнатова. Коки Игнатова...

Елена Романова

На пороге меня встретила девушка. Стройная, в высокой меховой шапке,

длинной розовой шубке, отороченной мехом, в сапожках с киноварно-красными

каблуками. Лицо ее, румяное от мороза, русая коса, перевитая алой лентой,

большие серые глаза, чуть прикрытые ресницами, - весь облик ее, по-девичьи

строгий, пленял чистотой и живостью. Казалось, еще мгновение - и прозвучит

приветливое слово.

Но незнакомка безмолвствовала.

Три века отделяли нас от "Московской девушки XVII столетия". Она

шагнула ко мне навстречу с репродукции картины русского художника Андрея

Ря-бушкина. Это случилось в прихожей квартиры, в которой живет и работает

молодой художник Елена Борисовна Романова.

- Диво дивное, как современен силуэт рябушкин-ской москвички, -

промолвила Лена, - ведь и розовая макси-шубка, и высокая шапка, муфта,

сапожки будто скроены сегодня. Героиня полотна Андрея Рябушкина могла бы

смело пройтись зимой по улице Горького или проспекту Калинина Москвы

семидесятых годов XX века и затеряться в пестрой толпе прохожих, не вызвав

никакого удивления. Таков круговорот моды. Я думаю, появись рябуппсинская

москвичка в ателье Диора, парижские модельеры обомлели бы от восторга. Это

уж точно!

Маленькая комната заставлена подрамниками, холстами, папками с

рисунками и эскизами. Мастерская молодого художника... Есть что-то заветное,

святое в особом расположении репродукций любимых мастеров, в небольшом

собрании книг и монографий, бережно расставленных на полке.

Пьеро делла Франческа, Александр Иванов, Рябуш-кин, Петров-Водкин,

Дейнека... Учителя.

Следует заметить, что сегодня молодые мастера пытливо изучают не только

творения русских художников, но и произведения живописцев раннего

Возрождения. Их волнует и привлекает свежесть кисти неподражаемого Доменико

Венециано, могучая патетика образов Мазаччо, одухотворенность и изысканность

метафор Боттичелли, просветленная логика Пьеро делла Франческа.

Не меньший восторг в молодых сердцах рождают светлый гений Андрея

Рублева и Александра Иванова, тонкий колорит и любовь к Руси в картинах

Рябуш-кина, многоцветная радуга палитры Кустодиева, строгий ритм полотен

Петрова-Водкина и новая красота холстов Дейнеки.

И в этой серьезности устремлений нашей художественной молодежи к новому

осмыслению произведений классиков мироввго, русского, советского искусства

находит выражение замечательный завет о преемственности, об усвоении

строителями будущего всех богатств культуры, науки, искусства, созданных

человечеством.

На одной из стен комнаты, где работает Елена Романова, копия "Рождения

Венеры" Боттичелли, выполненная с большим вкусом. Ее написал дед художницы,

Николай Ильич Романов, - большой знаток итальянского Ренессанса.

- Я деда почти не помню, он умер в 1948 году, мне было всего четыре

года. Зато в памяти навсегда остался дом в Кривоколенном переулке, старая

квартира, где висели подлинники Архипова, полотна Кустодиева. Это был

сказочный для меня мир красоты... Русской красоты. И он остался со мной на

всю жизнь. Беда только в том, что я еще не научилась всю мою любовь выразить

в живописи.

Лена долго шелестит бумагами в большой старой папке и наконец достает

маленький сверток. В нем пожелтевшие от времени эстампы Нивинского, Доброва,

Верейского.

- Вот портрет деда работы Верейского, с которым он очень дружил.

Глубокий старец, седобородый, с большими кустистыми бровями. Светлые,

острые глаза. Он преподавал в университете академикам Алпатову, Лазареву и

многим другим. Они бывали у него в доме, и девочка росла в атмосфере любви к

искусству.

- Мне повезло, - говорит Елена, - с малых лет я училась в Московской

художественной школе, что в Лаврушинском переулке, напротив Третьяковской

галереи. И это с первых шагов как-то сроднило меня с Третьяковкой. Весною не

вылезали из сквера, не говоря уже о самой галерее. Мы были там совсем свои.

Маленькие, но свои, нас все знали и привечали.

В классах много рисовали, писали, компоновали.

Прошло семь лет. И вот настал 1962 год, экзамен в Суриковский институт.

Никогда не забуду, какой был большой конкурс. Все было как во сне. Не помню,

как получила "пять" по рисунку, "четыре" по живописи. Спасибо школе, которая

меня многому научила. Первые три года в институте пролетели незаметно. Снова

студия, модели, композиции, совсем как в школе. Но зато летом мы ездили в

Керчь, Таллин, Махачкалу. Писали этюды, пусть не очень умелые, но

откровенные. Я увидела и полюбила яркую, яркую нашу жизнь. Навсегда

останутся в памяти эстонский праздник песни, дивные головы поющих девушек и

парней, монументальные и вдохновенные. Простые, как фрески Джотто.

На другое лето поехали в горы. Аул Кубачи. Все было непривычно, ведь

облака заходили в мою комнатку, я научилась здесь мечтать. Меня учили