От казацкого весельяЗахмелела вся река.На судах и пьют и пляшут,Выбивая трепака.Под ударами подковыРазудалых плясуновРвется, словно холст дешевый,Ткань узорная ковров.На парчу золотной тканиИ на бархат шароварЛьются редкие напиткиИз больших чеканных чар,Налито рукою хмельнойИ зеленое вино,Алый бархат заливая,Плещет с ними заодно.И разносится далеко,Громыхая и звеня,По широкому раздольюБесшабашная песня.Воевода от СтепанаНе отходит, так и льнет:На мосту на корабельномС атаманом вместе пьет.«На, попробуй воровского! —Шутку шутит атаманИ из рук своих с заморскимПодает тяжелый жбан. —Не претит?..» И тут же следомШлет поминки и дары:Бирюзу, жемчуг и ткани,И турецкие ковры.Знай похваливай да клянчи —Мимо рук не проплывет:Наложил добра в амбарыВоевода семь подвод.Да один ли воевода!И приказные дьякиНасовали по карманам,Понабили сундуки.Только всё ему, вишь, мало,Недоволен, старый пес:Так бы он, кажись, в амбарыВсё глазами и увез.Кубок сильно приглянулся…Весом будет гривны три,Золотой, в каменьях ценных…«Подари да подари!» —«На, прими!..» Каймой цветноюПоказалась больно шаль.«Чай, уступишь, Тимофеич!» —«На, бери, — не больно жаль!»Со Степана дорогуюШубу тянет за рукав…Видно, соболь показалсяДа персидский златоглав.«Ну, брат, шубой не уважу;Есть на ней большой завет…На подарок этот ценныйМоего согласу нет». —«Эй, отдай! Не ссорься лучшеИ на зло меня не нудь:В силах я цареву милостьТак и этак повернуть…Вор ведь ты!..» Крепится Стенька…Привскочил бы он с ковра,Показал бы воеводе…Да не Стенькина пора.«Ты ведь, если разойдешься,Так намелешь сгоряча…Пошутил я…» И спускаетШубу ценную с плеча.«На, старик, бери да помни,Что и я порой сердит…Не наделала бы шубаМного шуму», — говорит.