Я принялась быстро подметать. Я постоянно останавливалась и смотрела в окно с облупленной рамой на кухне, стараясь не задеть деревце Норри в горшке на подоконнике. Деревце Норри обожала, она не позволяла мне трогать только его. Один блестящий листик мог защитить человека от любого зла, так она всегда говорила.
Глядя за листья, я не видела Норри. Конечно, требовалось время, чтобы дойти до пещеры и обратно, и Норри ходила не так быстро. Но поднимался ветер, и то, как от этого дрожали стекла, тревожило меня. Была ли Норри такой неуязвимой, как думала?
Чтобы успокоить мысли, я зажгла душистую свечу.
Окно дрожало и гремело. Я убрала метлу в угол и поставила свечу на стол в центре комнаты.
Звон, звон… БАХ!
Я развернулась. Ветер распахнул окно, и ставня болталась криво на петлях. Внизу лежало деревце Норри, груда осколков и сломанных листьев.
Я застыла в потрясении. Упало ли оно случайно? Или это был знак – для Норри, для меня, для нас обеих?
Не было времени обдумывать вопросы, окно было распахнуто, и ветер проникал внутрь. С колотящимся сердцем я закрыла его толстым шерстяным одеялом, что я приносила для Норри. Ветер это остановило, но взамен стало темнее.
Я повернулась растерянно к обломкам деревца. Я подняла обломки глины и остановилась, что-то странное привлекло мое внимание. Среди сплетенных корней была маленькая плоская коробочка.
Я вытащила ее и поднесла к свече. Узкая, не больше моей ладони, она сияла, как серебро местами. Большая часть была черной, уголки были разъедены. Я потянула, пока крышка не открылась.
Внутри было письмо. Завернутое в пакет, в пятнах от воды. Над печатью была одна строка:
На миг я остолбенела и не могла дышать. Письмо для меня? От мамы? Сейчас?
Норри всегда говорила, что от мамы ничего не осталось, что ее вещи были утеряны при крушении. Но тут, в растении Норри, было письмо.
Норри должна была знать о нем. Она сама его спрятала. Это означало, что Норри соврала мне.
Огонь гнева пронзил меня, руки сжались на письме. Как она могла скрыть это от меня?
Я посмотрела на строку.
Но это не имело смысла. Будто мама хотела меня оставить. Мама утонула.
Или Норри соврала и об этом?
Дрожащими пальцами я сломала печать и развернула письмо. Все страницы пострадали от воды, а то, что осталось, выцвело и было написано мелким почерком, было бы сложно прочитать в свете дня. А при свече я смогла понять только пару целых предложений в начале письма.
«
Я остановилась и перечитала фразу. Пела тебе здесь? Как это?
«
А она этого не сделала. Не отдала. Она его от меня спрятала. А теперь письмо было нечитаемым. Я могла разобрать лишь несколько слов почти в конце: пение… осторожно… камень… Певчая… Всех святых… магия…
Магия?
На следующей странице была лишь одна понятная фраза, но от нее у меня перехватило дыхание.
«…
Дом. Я с тоской подумала об Англии, о маленьком домике у моря, где мы жили, о замке и реке Темзе, о других местах, которые мне иногда снились. А потом я задумалась: что петь?
Я растерянно склонилась к свече, пытаясь отыскать в пятнах слова, пока края бумаги чуть не загорелись. Я резко отпрянула, но успела увидеть слово после «камня», что напоминало «…ять».
Снять камень?
Я потянулась к кулону. Об этом камне написала мама?
Ветер снаружи становился все сильнее, но я его едва слышала. Я сложила письмо матери, спрятала в рукав и посмотрела на свой камень. Он выглядел как обычно: непрозрачный красный диск размером с грецкий орех. Тяжелый, шероховатый и простой. Ничего волшебного в нем не было. Может, его силы проявлялись, если его снять с цепочки.
Норри говорила не снимать камень. Он защищал меня.
Но Норри соврала о матери. Может, соврала и об этом?
Был лишь один способ понять. Но моя рука замедлилась, когда я потянулась к кулону. Сколько я помнила, я всегда слушалась правил Норри. Мысль, что я их нарушу – намеренно и, возможно, бесповоротно – заставляло сердце битья громче.
Ветер выл в трещины окна, свеча трепетала от этого. Я, казалось, уловила шепот мелодии.
Вот. Это шанс попасть домой. Будь смелой и воспользуйся им.
Я схватилась за цепочку и сняла ее через голову.