Читаем Петрашевцы полностью

Достоинства серьезных работ известного историка (обилие фактов, их систематизация и социально-политическое осмысление), к сожалению, умаляются встречающимися ошибками[8] и, что еще существеннее, частыми попытками обходить сложные и противоречивые проблемы (например, отношение петрашевцев к революции и к крестьянскому бунту), заменяя их весьма односторонней (иногда попросту неверной) трактовкой вытянутых из контекста цитат. В книге «Петрашевцы» (М., 1965) говорится, что петрашевцы высказывали мысль «о плодотворности революционной агитации И среде старообрядцев», а далее цитируются суждения Петрашевского об «ужасной» Жакерии, о пугачевском бунте как порождении старообрядчества и т. п. (с. 104; ср. 111). Из такого изложения можно вывести, что и Петрашевский ратовал за революционную агитацию среди раскольников. На самом же деле он и вообще-то весьма сдержанно относился к агитации за немедленное восстание и к народному бунту, да и здесь конкретно он имел в виду совсем другое: он предлагал правительству прекратить преследование старообрядцев, предоставить им все права — и пугал власти их недовольством, возможным бунтом (см. Дело петрашевцев. I, с. 42). В той же книге отпочкование от кружка Петрашевского параллельных групп трактуется как «назревшая потребность петрашевцев в революционной активности» (с. 132). Но все известные нам кружки были менее революционны и образовались совсем по другим причинам (см. ниже гл. 6). В статье «Революционная практика петрашевцев» В. Р. Лейкина-Свирская для доказательства революционных настроений Петрашевского, Дурова, Пальма, Ястржембского использует в качестве исторического документа роман П. М. Ковалевского «Итоги жизни» (см. с. 196)! Подобные натяжки нередки, однако выводы автора в книге «Петрашевцы» (1965) свидетельствуют скорее о торжестве историзма, чем о желании подвести всю совокупность фактов под сложившуюся революционно-демократическую систему[9]. Выводы значительно осторожнее отдельных частных выпрямлений: петрашевцы «подходили к пониманию необходимости насильственного изменения общественных отношений» (с. 162); Воистину подходили, но не успели подойти.. — это сделали пятидесятники.

Лучшими советскими книгами о петрашевцах следует назвать труды А. Ф. Возного, которые отличаются юридической четкостью, нетерпимостью к фальши и передержкам[10], свежестью и нестандартностью подхода к материалу. Первой его книгой было учебное пособие, изданное Киевской высшей школой МВД: «Полицейский сыск и кружок петрашевцев» (1976), а недавно издательство «Наукова думка» выпустило значительно переработанный и дополненный вариант: «Петрашевский и царская тайная полиция» (Киев, 1985).

Мне очень хотелось бы выразить глубокую благодарность А. Ф. Возному, недавно безвременно ушедшему из жизни, за ценные замечания, сделанные им на рукописи этой книги.

Литературно-эстетическим аспектам деятельности петрашевцев посвящена ценная книга Т. И. Усакиной «Петрашевцы и литературно-общественное движение сороковых годов XIX века» (Саратов, 1965) с отдельными главами о Салтыкове и о связях с петрашевцами Белинского, Герцена, Чернышевского[11].

Из многочисленных статей и глав в книгах следует выделить работы последних десятилетий, посвященные социально-политическим, экономическим и философским воззрениям петрашевцев[12], их историческим взглядам[13], общественно-научной деятельности[14], идейным и личным связям с украинскими и польскими революционерами[15], жизни и деятельности петрашевцев в Сибири[16].

Из зарубежных трудов наибольшую ценность представляет книга польской исследовательницы Виктории Сливовской[17]. Автор много лет работала в советских библиотеках и архивохранилищах, прекрасно изучила все материалы о петрашевцах и их окружении, ее книга насыщена малоизвестными фактами, почерпнутыми из забытых или неопубликованных (архивных) источников. Особенно ценны сведения о польской радикальной молодежи 40-х годов (в том числе петербургской и московской) и широкое использование польской литературы (мемуарной, научной) о радикальных деятелях середины XIX в. И методологически книга Сливовской безукоризненна: автор не обходит острых углов и сложных противоречий, а раскрывает их, объясняя соответствующими историческими причинами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии