Взглянув на первого же попавшегося его пытливому взгляду, тщательно пережёвывавшего пищу командира 13-ой роты капитана Владимира Ивановича Барыборова, «Мишель» тут же выдал, слегка подкручивая кончики своих мушкетёрских усов:
В ответ бравый и уверенный в себе капитан рассмеялся, но есть на всякий случай перестал.
Но, видимо поняв, что начал со слишком минорной ноты, «Мишель» мгновенно перестроился и обрадовал очередного попавшему ему на язык офицера, коим стал капитан Гедвилло:
Воспрявшие духом офицеры стали наперебой просить пророка «Мишеля» дать предсказания и их судьбе, но в этот момент Александр Арефьевич вышел во двор.
А когда круг замкнулся, а Успенский вернулся, кто-то спросил «Мишеля» и о его судьбе, что даст ему война.
Это предсказание «Мишеля» побудило некоторых из присутствовавших офицеров на всякий случай обменяться своими домашними адресами.
Затем офицеры, утомлённые дневными хлопотами по размещению своих частей, разошлись спать по своим подразделениям, но мало кто из них смог теперь спокойно заснуть, тем более выспаться, волнуясь от осознания серьёзности обстановки.
И ранним утром 4 августа, уже русская армия, силами двух армий Северо-Западного фронта перешла границу Восточной Пруссии, начав Восточно-Прусскую операцию. А разработали её и опробовали в оперативно-тактической игре ещё в 1911 году.
По этому плану 1-ой армии предписывалось атаковать левый фланг немецкой группировки в Восточной Пруссии и отрезать её от Кенигсберга, блокировав этот город.
А 2-ой армии предписывалось, обойдя Мазурские озёра и болота с юга, атаковать правый фланг немцев, отрезав его от Вислы, и совместно с 1-ой армией окружить немецкую группировку.
Но времени на подготовку этой операции у российского военного руководства практически не было, так как срочность её проведения буквально диктовалась просьбой о помощи со стороны Франции, подвергшейся мощному удару германской армии.
И французский посол в России Жорж Морис Палеолог уже через четыре дня после начала войны взывал к Николаю II-му:
Как и полагалось по замыслу этой операции, разработанной в Ставке под руководством Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича, 1-ая русская (Неманская) армия под командованием генерала от кавалерии Павла-Георга Карловича Ренненкампфа двигалась с северо-востока от Мазурских озёр, от реки Неман, на запад к Кёнигсбергу.
А 2-ой (Наревской) армии под командованием, зарекомендовавшего себя талантливым военачальником, генерала от кавалерии Александра Васильевича Самсонова было предписано двигаться от реки Нарев на север – в обход Мазурских озёр с юго-запада.
В четыре часа утра 4 августа 1914 года, ещё в предрассветных сумерках и сквозь белёсый туман в низинах, роты 106-го Уфимского полка начали движение к границе с Германией.
Восход Солнца колонны полка встретили на марше, и уже засветло перешли российско-германскую границу. Как-то быстро и само собой перед глазами солдат промелькнули пёстрые пограничные столбы с двуглавыми русскими орлами и одноглавыми немецкими.
В этот момент какое-то непривычное всё усиливающееся внутреннее волнение вновь охватило капитана Успенского.
Он словно своим нутром теперь чувствовал неизвестность и непоправимость, даже фатальность происходящего, но теперь ещё ярче и острее.
– Да, Россия уже позади! – мелькнула у него мысль.
В первый день конечными пунктами продвижения его 27-ой пехотной дивизии были назначены населённые пункты Восточной Пруссии Будвейчен, Гёрритен и Допенен.
После почти пятичасового перехода, в девять часов утра, когда Солнце было уже высоко, его рота остановилась на малый привал в высокой ржи с редкими васильками. Собравшиеся вместе офицеры закусывали и шутили, что уже ждут повышенных суточных за переход германской границы.
А вокруг пока всё было тихо и красиво. Прекрасное утро с ярким и тёплым Солнцем, ясным и безоблачным небом, ещё не пожухшими травами с пёстрыми цветами на лугах, с жужжащими осами над ними и душистым августовским ароматом спелых трав и цветов, пока мирно пьянило.