— Ти шеныдьзя кочишь? — задал шут Ване вопрос, устремив на него испытующий взгляд.
— Так что же?
— Каросшь… Полжи ниджево…
— Женюсь, — отвечал Ваня.
— На кхом? — с особенною интонацией в голосе спросил шут и тотчас же встал и, осторожно дойдя до дверей, заглянул на лесенку вниз. Его чуткое ухо где-то прослышало шорох.
Ничего не найдя, шут сел на прежнее место и повторил свой вопрос.
— Есть на примете девушка одна…— нехотя ответил Балакирев. Лакоста вздохнул и голосом, полным искреннего сочувствия, начал длинную рацею о неискренности Вани.
Тот и не думал перерывать разглагольствования Лакосты, а сидя с закрытыми глазами, читал про себя молитву на отогнание беса, живо представив себе ночную сцену в его доме и наказ попа Егора.
Долго говорил шут, но, по молчанию Балакирева догадавшись о безучастности его к своим внушениям, переменил тактику и стал напевать о кознях Ильиничны и о том, что близость к ней, породненье с нею может привести его, Балакирева, к немилости у царя.
— Пбо-до-му, — сгоряча брякнул шут, — сшто Илиниджна з Монсо и зестра ево затки биерут зо всех, па-до-му, сшто этдо вори… мозшенники.
В это время шорох, сильнее раздавшийся в тишине кельи Вани, заставил привскакнуть шута с лавки и приложить себе палец к губам. Погодя немного, он встал и прошёлся по комнате, заглянул в дверь и затем немножко притворил её. Он, впрочем, никого не подстерёг и на этот раз.
Садясь на место, старый шут обнял Балакирева, прикрыв его плащом своим, и голосом, способным тронуть самого бесчувственного, с особенною торжественностью произнёс:
— Скажи-ша имня тдвоя невеста?
— Её зовут Дашей… Она поповская дочь…
Падение тяжёлого тела при этих словах перервало речь Вани, вскочившего вместе с Лакостой. Оба они отворили дверь и за нею нашли без чувств, совсем холодную, Дуню Ильиничнину. Несчастная подслушивала.
Ваня с Лакостой понесли бесчувственную Дуню в комнату её тётки. Вдруг Ильинична в бешенстве вбежала к себе и со злостью, захватывавшей у неё дух, с каким-то змеиным шипеньем произнесла:
— Вон отсюда!.. Коли мы не годны для такой персоны.
Оказалось, что Ильинична, отнюдь не приготовленная к настоящему обороту дела, едва возвратилась из своей поездки к Балакиревой, как была позвана прямо к государыне.
Старухи Балакиревой она не застала дома, а от попадьи, с ней приехавшей, одно могла узнать, что помещица пустилась искать какого-то Ивана Андреевича. Да вдобавок ещё получила она неожиданную неприятность.
Позванная к государыне Ильинична услышала следующее решение её величества, кем внушённое — дознаться мамка и потом не могла.
— Балакиреву Ивану я нашла сама невесту, Ильинична… Племянницу твою я пристрою, будь покойна, не хуже… но за Балакирева выдавать её не след. Потерпи немного, и ты сама увидишь, что все к лучшему… Его величество никак не хочет, чтобы Балакирев между моими женщинами нашёл себе пару… Только с этим условием оставляет он у меня покуда этого расторопного малого… Государь также строго наказал: за пустяками Балакирева не рассылать. Я распорядилась, чтобы впредь он призывался сюда… ко мне… Если захочу я его посылать, сама пошлю и самой же мне он ответ будет давать… Ты ни во что до него касающееся не мешайся… Да чтобы я не слыхала и никаких ни пересудов, ни наговоров насчёт его…
Можно представить, что чувствовала Ильинична, слыша такое решение! Однако она ещё совладала с собою и, поклонившись в пояс её величеству, сказала почти спокойно:
— Без воли вашей, государыня, я бы за Ивана и не подумала ладить свою Дуняшку… А коли сами изволите ей обещать женишка напредки, нам ещё лучше всего… И я, и племянница только и можем дышать одною вашей милостью… Истинно, клеветать на меня всякий готов… Одна заступа, матушка моя, ты, богоданная повелительница…
Грохнулась в ноги и поцеловала ручку её величества. При целовании руки прошибли слезы у бедной, притесняемой будто бы, Ильиничны. Понятно, слезы эти произвели полный эффект.
Глава III. В ВОДОВОРОТЕ
Судьба Вани теперь должна была бы получить, по-видимому, естественное развитие, но душе его пришлось ещё вынести неожиданные бури.
Уж и то было недурно, что не успела увидеть Ильинична бабушку в этот вечер. Мысль лично познакомиться с отцом Егором была решительным шагом в пользу Ваниных интересов.
Нечего говорить, что мысль эта Лукерье Демьяновне подсказана была её спутницею попадьёй, тоже в своём роде не последней дипломаткой.
Мы уже знаем из предшествующего, что Анфиса Герасимовна была испытанным другом Балакирихи. И если, обдумав все крепко, приходила она к какому-то решению, то умела и помещицу повернуть к нему да так, что та, думая, будто ей самой пришло это в голову, на самом деле только выполняла подсказанное попадьёй.
Сама жена священника, Анфиса Герасимовна очень высоко ставила священный чин и с той минуты, как услышала от Лукерьи Демьяновны, что Ваня хочет жениться на поповне, нашла, что разумнее и богоугоднее этого соединения и быть не может. А что бабушке внушила мамка — благо малый не того хочет — нечего и ждать от подобной затейки проку.