Важно также отметить, что в оценке общественных явлений и институтов преобладал механицизм, точнее – механистический детерминизм. Выдающиеся успехи математики и естественных наук создали иллюзию, что можно трактовать жизнь во всех ее проявлениях как процесс механический. С равным рвением такой подход применялся к физиологии, психологии, обществу, государству, ибо согласно учению Декарта о всеобщей математике (mathesis universalis) все науки рассматривались как разновидность математики – единственно достоверного и, что представлялось особенно важным тогда, лишенного мистики знания.
Без учета всех этих идей можно понять неверно и замыслы Петра, и его жизненную концепцию. Конечно, было бы большим преувеличением думать, что Петр владел всей суммой философских знаний эпохи. Он не был философом, даже, вероятно, не имел философского склада ума. Но нельзя сбрасывать со счетов широкое распространение (пусть даже в популярной, упрощенной форме) этих идей в общественном сознании, их роль в складывании духовной атмосферы, в которой жили мыслящие люди того времени. Нельзя забывать и того, что Петр был знаком с Лейбницем, возможно – с Локком, наконец, нужно учитывать тот пристальный интерес, который проявлял царь-реформатор к работам юристов и государствоведов Г. Гроция, С. Пуфендорфа. Книга последнего «О должности человека и гражданина» была при Петре переведена на русский язык и очень высоко им ценилась. Важно, что в этих авторитетных трудах философские идеи века рационализма преломлялись применительно к государству. Не случайна и переписка Лейбница с Петром, где затрагивалась проблема государственных реформ и где Лейбниц дает образ государства в виде часового механизма, все колесики которого действуют в идеальном сцеплении. Не приходится сомневаться, что этот образ был близок мировосприятию Петра – истинного сына своего века.
В его подходе к жизни, людям мы видим многие черты, получившие преобладающее развитие в то время: предельный рационализм, практицизм. Петр был типичным технократом. Проявляя интерес ко многим отраслям знаний, он явно отдавал предпочтение точным наукам, знаниям, имевшим прикладное, практическое значение. Кроме математики, механики, кораблестроения Петр знал и другие науки: фортификацию, архитектуру, баллистику, черчение и т. д., не говоря уже о «рукодельстве» – ремеслах. Многие из этих дисциплин входили в своеобразный «джентльменский набор» образованного человека Петровской эпохи, были обязательными для дворянина точно так же, как владение шпагой, пистолетом, лошадью. В указе о переводе нужнейших в России книг Петр перечисляет те «художества», которые требуют особого внимания. Среди них упомянуты «математическое», «механическое», «ботаническое», «архитектур милитарис, цивилис», а также «анатомическое» и «хирургическое» «художества». Особым уважением Петра пользовалась медицина, точнее – хирургия. Ею Петр увлекался с давних пор, наблюдая, а потом и сам делая довольно сложные операции, степень риска которых мог по-настоящему оценить лишь сам пациент. Любовь Петра к медицине больше, чем плавание в неверной стихии моря или оглушающий рев пушек, испытываемых царем, приводила в трепет его приближенных, ибо Петр считал себя непререкаемым авторитетом в этой, как, впрочем, и в других, отрасли знаний. Он внимательно следил за здоровьем своих придворных и родственников, незамедлительно предлагая свои услуги, тем более что футляр с хирургическими инструментами всегда носил с собой, а вырванные зубы аккуратно складывал в особый мешочек. Примечательна запись в дневнике Берхгольца за ноябрь 1724 года: «Герцогиня Мекленбургская (Екатерина Ивановна, племянница Петра. –
Когда операция оказывалась неудачной, Петр с неменьшим знанием дела препарировал труп своего пациента в анатомическом театре, ибо был неплохим патологоанатомом. Примером этого увлечения Петра может служить история коллекции Фридриха Рюйша, находящейся в Кунсткамере и до сих пор вызывающей экзальтированный интерес многих гостей Петербурга.
С этим собранием известного голландского врача и анатома Петр познакомился еще в 1698 году в Амстердаме и неоднократно пытался выведать у мэтра секрет изобретенного им препарирования человеческих органов, при котором они долгое время не теряли натурального вида и цвета. Однако Рюйш соглашался уступить свой секрет вместе со знаменитой коллекцией уродов только за огромную сумму. Лишь в 1717 году Петр сумел за 30 тысяч гульденов приобрести коллекцию и узнать столь важный для него секрет.