Петр Великий. Деяния самодержца

Весной 1706 года Меншиков, находившийся на войне в разлуке с Дарьей, послал ей в подарок пять лимонов – все, что он сумел раздобыть, – предлагая ей поделиться ими с царем. Петр в ответном письме благодарил Меншикова за лимоны и звал его в Киев: «Зело надобно поспеть тебе до Успенья, дабы содеять то, о чем прежде изрядно говорено было». То, о чем было говорено и на чем настаивал Петр, – женитьба Меншикова на Дарье. Он писал Меншикову из Петербурга: «Я не могу оставить отсель не писать вам из здешнего парадиза, где при помоществовании всевышнего все изрядно… точно единое мнение никогда нас не оставляет, о чем сам можешь ведать, в чем возлагаем не на человеческую, но на Божию милость». Меншиков вновь и вновь обещал, но вновь и вновь свадьба откладывалась.

Петр настаивал на этом браке, желая упорядочить положение, в котором жили обе пары. Женитьба должна была утихомирить толки об их квартете, в который входили две незамужние женщины. Безусловно, сплетни не прекратились бы полностью: только женитьба на Екатерине, которая постоянно рожала ему детей, могла положить им конец. Но Евдокия была жива, и царь колебался. Женитьба Меншикова все же могла послужить первым шагом – Дарья стала бы почтенной замужней дамой, в обществе которой и Екатерине можно было путешествовать, не нарушая приличий. Наконец в августе 1706 года Меншиков уступил и Дарья стала его женой – разделяла его мысли и заботы, заботилась о нем и, как могла, сопутствовала в походах и разъездах.

Теперь, когда женился Меншиков, Петр и сам стал подумывать о том, чтобы сделать такой же шаг. Во многих отношениях брак сулил больше неприятностей, чем выгоды. Ревнители русской старины решили бы, что царь тронулся умом, если решил жениться на неграмотной иноземной полонянке. В годину национальных испытаний, когда Петр понуждал подданных жертвовать многим ради отечества, мог ли он ошеломить их подобным поступком, не возбудив серьезного недовольства? Но в конечном итоге все эти доводы, сколь бы разумными они ни были, рассыпались перед простым фактом – ему нужна была эта необыкновенная женщина. В ноябре 1707 года, спустя пятнадцать месяцев после свадьбы Меншикова, последовала и свадьба Петра. Ее сыграли в Петербурге, в узком кругу, без той пышности, которой было отмечено бракосочетание князя. Екатерина родила Петру троих детей, затем четвертого и пятого, но некоторое время он держал свой брак в тайне не только от подданных, но и от некоторых своих министров и даже членов царской фамилии[32].

Екатерина была довольна своим новым положением – ни на одном из этапов своего удивительного возвышения она не пыталась добиться большего: вынашивала его детей и все больше приноравливалась к его привычкам и пристрастиям. Он же не переставал тревожиться о ее будущем. В марте 1711 года, перед тем как отправиться вместе с Екатериной в Прутский поход, Петр призвал к себе сестру Наталью, невестку Прасковью и двух ее дочерей. Представив им Екатерину, он объявил, что она его законная жена и должна почитаться в качестве русской царицы. Петр сказал, что намерен совершить публичную церемонию бракосочетания, как только позволит время, но коли суждено ему будет умереть прежде, они должны принять Екатерину как вдовствующую царицу.

В феврале 1712 года Петр сдержал слово и повторно сыграл свадьбу; на сей раз гремели трубы и барабаны, был приглашен дипломатический корпус и устроен грандиозный банкет с праздничным фейерверком. Перед свадебной церемонией объявили о принятии Екатерины в лоно Православной церкви и она была крещена по православному обряду, причем крестным отцом был ее пасынок, царевич Алексей. Поэтому в официальных бумагах царицу стали называть Екатериной Алексеевной.

Новая жена обладала качествами, которых Петр не встречал у других женщин. Она была отзывчивой, веселой, способной к сопереживанию, добросердечной, неприхотливой, отменно здоровой и с большим запасом жизненной силы. Среди всех соратников Петра только Екатерина да Меншиков обладали почти такой же, как сам государь, феноменальной энергией и импульсивностью. Крестьянский здравый смысл Екатерины помогал ей мгновенно распознавать всякую лесть и обман. Как и сам Петр, высказывалась она прямо, просто и откровенно. В семейном кругу она любила веселую шутку и порой обращалась с Петром как с большим ребенком. Но у нее хватало такта на людях держаться в тени. Она была достаточно проницательна и умела вникнуть в заботы Петра и понять его характер. Веселая по натуре, она не таила обиды на мужа, даже если тот бывал в мрачном настроении и вел себя несносно Александр Гордон, зять Патрика Гордона, пояснял: «Главное, отчего царь был так к ней привязан, – это ее исключительно добрый нрав: ее никогда не видели брюзжащей или унылой, она всегда была услужлива и вежлива со всеми и никогда не позволяла себе забыть о своем прежнем положении».