Петр Великий. Деяния самодержца

Случилось то, чего опасался Левенгаупт и на что надеялся царь. Разорванным оказался не русский, а шведский фронт, и не шведская, а русская пехота, устремляясь в разрыв, расширяла его, готовясь смять противника мощной контратакой. А поскольку шведской кавалерии на поле не было, русские стали окружать углубившееся в их позиции правое крыло шведов. Огромная инерция шведского удара даже помогла Петру в осуществлении его замысла. Шведы неудержимо стремились вперед, все глубже внедряясь в русские позиции, а батальоны русских тем временем, вливаясь в открывшийся в шведском фронте разрыв, обхватывали наступавших сбоку и с тыла. Шведы так яростно рвались вперед, что в результате оказались крохотным островком, затерявшимся в море неприятельских солдат. И в конце концов огромная масса русской армии попросту задавила наступательную энергию шведов.

Только сейчас на поле объявилась шведская кавалерия, но вместо вышколенных эскадронов Реншильда на врага скакали всего пятьдесят конных гвардейцев из полка личной королевской охраны. Обнажив клинки, они на всем скаку врезались в центр неприятельского строя, но вскоре всех их перестреляли, закололи штыками или стащили с седел. Шведская пехота, окруженная подавляющими силами противника, стала отступать. Сначала шведы пытались удержать ряды, но затем дрогнули, сломались и пустились в беспорядочное бегство. Большинство офицеров было убито или ранено, и только Левенгаупт метался вдоль распадавшегося на глазах строя, пытаясь остановить бегущих. Позднее он вспоминал: «Тщетно я просил, угрожал, проклинал и раздавал тумаки. Они как будто не видели и не слышали меня!»

Все это время в гуще русских войск маячила долговязая фигура Петра. Высокий рост делал его заметной мишенью, но царь, презирая опасность, всю свою энергию посвятил руководству боем. За время сражения он трижды был на волосок от гибели, и просто удивительно, что не был ранен. Одна пуля сшибла с него шляпу, другая пробила седло, а третья попала в крест на груди.

Через несколько минут только что наступавшие шведы были смяты, хотя некоторые подразделения еще продолжали сражаться. С обычным для них упорством дрались шведские гвардейцы. Гвардия умирала, не отступая ни на шаг, и волны русской пехоты прокатывались над телами павших. Русские войска брали в кольцо целые роты, и многие из них полегли до последнего солдата под ударами пик, сабель и багинетов.

Но где же была шведская кавалерия?! Сейчас, когда Реншильд пытался направлять действия всей армии, коннице, видимо, снова не хватало опытной руки своего старого командира. Сначала кавалерия задержалась с построением на правом фланге, и когда пехота Левенгаупта пошла в атаку, кавалерия не была готова оказать ей поддержку. Когда эскадроны смогли наконец выступить, их продвижение было затруднено сложным рельефом местности. Кроме того, внимание шведской кавалерии было отвлечено и на левый фланг, ведь на севере равнины расположилась многочисленная русская конница, и надо было прикрывать от нее поле боя. И когда несколько конных полков появилось наконец на поле, чтобы поддержать пехоту, выяснилось, что помощь, чего доброго, может понадобиться им самим, ибо фронт наступавших шведских полков был буквально растерзан чудовищной силой орудийного и мушкетного огня противника.

Схватка продолжалась еще около получаса – на погибель Карлу и к вящей славе Петра. Шведская пехота, которая пересекла равнину и атаковала русскую армию, была по большей части попросту уничтожена. «Все пропало!» – в отчаянии крикнул Пиперу Реншильд, бросился в самую гущу боя и тотчас был взят в плен.

Опасность угрожала и самому Карлу. Среди всеобщего смятения король пытался привести в чувство своих охваченных паникой воинов. «Шведы, шведы!» – кричал он, но его отчаянный призыв терялся в суматохе. Огонь неприятеля был так жесток, что «косил людей, коней, и даже сшибал сучья с деревьев». Из двадцати четырех королевских носильщиков двадцать один пал, и сами носилки были пробиты пулями. Их некому было нести, и казалось, что еще миг, и король попадет в руки неприятеля. Однако один офицер спешился, и Карла подняли в седло. Повязка развязалась, из открытой раны сочилась кровь. Коня под ним подстрелили, но ему раздобыли другого. Припав к шее лошади, с кровоточащей раной, король во всю прыть поскакал с поля боя. По дороге ему попался Левенгаупт. «Что теперь делать?» – спросил его Карл. «Ничего, кроме как попытаться собрать оставшихся людей», – отвечал генерал. Ему это отчасти удалось, и остатки пехоты под прикрытием относительно мало пострадавшей в бою кавалерии отступили на юг, за линию редутов. Лагерь в Пушкаревке сулил им хотя бы временную безопасность. Разбитая армия отступала, а резервные шведские полки с артиллерией, вместе с казаками Мазепы и Гордиенко, заняли оборонительные позиции вокруг шведского лагеря на случай преследования. К полудню до лагеря добралась большая часть уцелевших шведов; измученные люди смогли наконец перевести дух. Левенгаупт, изнывавший от голода и жажды, проглотил кусок хлеба и запил его кружкой пива.