Петр Великий

Действительно неудобная сторона этих увеселений и развлечений заключалась в добровольном смешении, какого придерживался Петр, безумия с рассудком, маскарада с серьезной жизнью. Смехотворные графы и патриархи, шуты и гаеры совмещали и перемешивали постоянно свои шутовские должности и атрибуты с другими званиями и обязанностями, которые создавали из них, или должны были создать, важных сановников. Зотов был хранителем печатей! Иван Головин, ничего не понимавший в мореплавании, хотя сопровождал Петра в Голландию, на этом основании был назначен генерал-адмиралом. Для государя и его друзей тем создавался лишний источник забавных шуток, но флот, который принято было между ними называть семьей Ивана Михайловича, чокаясь за его здоровье, от того ничего не выигрывал.

Для таких заблуждений не существует ни оправданий, ни извинений; они ясно обнаруживают слабую сторону недюжинного ума, выбитого из обычной колеи, лишенного противовеса, какой воспитание, традиции, общественная среда обыкновенно составляют для наиболее самостоятельных натур, поддерживая равновесие в пространстве, где эти натуры действуют и сами пробивают себе дорогу.

V

Публичное официальное учреждение шутовского патриаршества, о котором мы уже упоминали, имело ли оно целью, – как утверждают многие, – подготовить уничтожение настоящего? Пожалуй, что так; но как опасен был, опять-таки, подобный окольный путь!.. Ведь Петр рисковал разбить там на каком-нибудь ухабе все достоинство духовенства и даже самое понятие о религии! Говорят, что имелось в виду создать только пародию на папство. Сомнительно. Мы видим, что Зотов поочередно называется то князем-папой, то патриархом. Ну, а выставив рядом с ним самозванного кесаря Ромодановского, какой титул, какое звание, какие обязанности старался высмеять и унизить Петр? Скорее можно предположить, что он преследовал главным образом цель увеселения ума, предрасположенного к причудливости и эксцентричности вследствие некоторого атавистического проявления восточного деспотизма, определенных недостатков духовного склада и определенных пробелов первоначального воспитания. Может быть самые серьезные намерения примешивались или даже служили точкой отправления этой шутовской и непристойной распущенности воображения, но они быстро исчезали, сметаемые и уничтожаемые ее бурным и мутным потоком.

Не таково мнение одного из недавних апологетов Петра, настолько убежденного, что он удивляется, как никто раньше него не догадался о действительной и неизменной глубине намерений и расчетов, таким образом осуществленных великим государем. Как это никто не понял, что целью царя было скрыть от врагов тайну своих сил, втихомолку против них подготовлявшихся, и работу своей мысли, замышлявшей их уничтожение? Пьяные днем, или притворяясь ими, князь-папа и его конклав употребляли ночь на неустанный труд. Переписка лже-первосвященника с его дьяконом (сам Петр носил такое звание) при всем видимом пустословии и непристойных шутках представляла собой только уловку тайнописания. Так, в письме Зотова к царю, с пометкой 25 февраля 1697 г., «Масленица» со своими спутниками «Ивашкой» (пьянство) и «Еремкой» (разгул), которых Петр должен остерегаться, означали собой коварную и раболепную Польшу с ее союзниками: казачьим атаманом и татарским ханом. Такое толкование не отличается остроумием. Можно ли представить себе Петра и его сподвижников, прибегающих в 1697 году к таким ухищрениям, чтобы уверить Польшу или Швецию в своем бессилии? Последнее в данную минуту было слишком очевидным, и в интересах России было бы достичь совершенно иного оптического обмана. Так же трудно вообразить себе ночи, проведенные Зотовым в неустанном труде. Мы читаем в депеше французского посланника Кампредона от 14 марта 1721 г. «Вышеупомянутый мною „патриарх“, прозванный здесь „князем-папой“, – записной пьяница, избранный царем чтобы выставить на посмешище свое духовенство». Вот справедливая оценка, по крайней мере в том, что касается нравственной подлинности упомянутого лица, хотя речь идет здесь уже о преемнике Зотова. Во всем остальном спор остается открытым. Думал ли действительно Петр выставить на посмешище свое духовенство? Унизить патриаршество, как власть, соперничавшую с ним? Да, пожалуй. Обычай требовал до того времени, чтобы в Вербное воскресенье в Москве царь участвовал в торжественной процессии, ведя под уздцы ослицу патриарха. Главенство духовной власти, освященное первенствующим положением патриарха Филарета наряду с первым из Романовых, таким образом укреплялось из года в год. Петр заменил процессию шутовским шествием князя-папы, верхом на быке в сопровождении целого ряда повозок, запряженных свиньями, медведями и козлами. Здесь ясно просвечивает политическая цель. Но так же очевидно она быстро стушевывается и уничтожается, благодаря беспрестанным перевоплощениям, бесконечной непристойной пародии, в которой такой опытный свидетель, как Вокерод, не видит ничего, кроме разгула души и тела.