Петр Великий

Чего же хотел добиться царь, приведя в движение все пружины судебного механизма? Вероятно, он сам того хорошо не знал. Существование широко задуманного плана, ему приписываемого, желание запутать Алексея в целую систему зубчатых колес, где, в конце концов, переходя от ошибки к ошибке, от малодушия к малодушию, он рисковал бы головой, не подтверждается никакими достоверными данными и противоречит всему, что нам известно о характере Петра. Он не способен был на подобные комбинации. Вероятно, он поддался стечению обстоятельств, приноравливая их к своим страстям. Впрочем, пока он ограничивался жертвами, предоставленными его мстительности признаниями сына и следствием, проникшим даже за стены Суздальского монастыря. Кикин был колесован, получив за четыре раза сто ударов кнутом. Несчастному Афанасьеву, виновному лишь в выслушивании признаний царевича, отрубили голову. Судьба Евдокии и Глебова известна. Сильно обвиненные Алексеем, Долгорукий и Вяземский, вероятно, обязаны такой настойчивости царевича тем, что отделались конфискацией имущества, потерей должностей и ссылкой. Выданный Глебовым как поощрявший надежды Евдокии, подвергнутый пытке Досифей, епископ ростовский, сознался, что предсказывал бывшей царице близкую смерть Петра и воцарение Алексея. Но, обращаясь к собранию архиереев, созванному, чтобы лишить его сана, он сказал следующие знаменательные слова: «Только я один в сем деле попался. Посмотрите и у всех что на сердцах. Извольте пустить уши в народ: что в народе говорят?» Он также был колесован вместе с одним из своих священников. Головы казненных были вздеты на кол, внутренности их сожжены. Поклановскому отрезали язык, уши и нос. Княгиня Троекурова, две монахини, большое число дворян, в том числе Лопухин, недавно вернувшийся из Англии, подвергнуты наказанию кнутом. Княгиня Анастасия Голицына, веселая кумушка, предупрежденная суздальской игуменьей о сношениях Евдокии с Глебовым и о том промолчавшая, избегла кнута, но наказана батогами. Петр заставил сына присутствовать при казнях, длившихся три часа, затем увез его в Петербург.

Алексей думал, что теперь все кончено, и, по-видимому, был вполне доволен своей судьбой. Несчастье сделало его бесчувственным. У него осталась привязанность только к его Евфросинье. Он ей писал, сообщая, что отец теперь с ним в хороших отношениях и приглашает к себе за стол; говорил, что очень доволен, избавившись от титула наследника: «Мы всегда думали лишь о том, как тебе хорошо известно, чтобы спокойно жить в Рождествене. Быть с тобой и в миру до самой смерти мое единственное желание». Может быть, его письмо предназначалось для читателей черного кабинета, но действительно он мечтал сильнее, чем когда-либо, о женитьбе на финке. Перед отъездом из Москвы он бросился к ногам Екатерины, умоляя ее помочь этому союзу.

VI

Евфросинья прибыла в Петербург 15 апреля 1718 года и вызвала всеобщее любопытство, сейчас же перешедшее в изумление. Все удивлялись, что в ней нашел царевич. Ее заключили в крепость, несколько раз подвергали допросу, и вдруг разнеслось известие, что царевич арестован. До сих пор он находился на свободе, жил в доме по соседству с дворцом, получая содержание в сорок тысяч рублей.

Обнаружили ли какие-нибудь новые факты показания этой девушки? Нет, насколько известно. Будучи в Эренберге, царевич писал своим друзьям в Россию: в Сенат, епископам, чтобы напомнить о себе, также императору с просьбой о покровительстве. Он говорил о возмущении в русской армии, расположенной в Мекленбурге, о смутах в окрестностях Москвы и радовался подтверждению этих известий газетными сообщениями. В Неаполе царевич продолжал свою переписку и «непристойные речи говаривал: „Я старых всех переведу и изберу себе новых по своей воле; когда буду государем, буду жить зиму в Москве, а лето в Ярославле, Петербург оставлю простым городом. Корабли держать не буду, войско стану держать только для обороны“. Услыхав о болезни маленького Петра Петровича, Алексей сказал своей возлюбленной: „Вот видишь, что Бог делает; батюшка делает свое, а Бог свое“. Наконец, видя себя покинутым императором, он намеревался отдаться под покровительство папы. Все это повторения. И Петр сам сначала был настолько в том уверен, что арест цесаревича состоялся только спустя два месяца. В течение этого времени цесаревича, конечно, допрашивали о подробностях, сообщенных его любовницей, может быть, даже прибегали к средствам понуждения, столь привычным его отцу. В мае Алексей сопровождал царя в Петергоф, и, без сомнения, то была не увеселительная прогулка. Впоследствии крестьянин графа Мусина-Пушкина был осужден на каторгу за то, что рассказывал, как царевича, сопровождавшего государя в загородной поездке, отвели в отдаленный сарай и оттуда раздавались крики и стоны. Но до 14 июня Алексей оставался на свободе.