Петр Великий

Мысль напасть на Швецию явилась, кажется, у Петра только в 1698 году, во время пребывания его в Вене. До тех пор его воинственные замыслы влекли его скорее на юг. Он по-прежнему был сердит только на турецкого султана; но когда в бытность его в Вене император, на помощь которого он рассчитывал, уклонился исполнить обещание, подвижный ум молодого царя принял тотчас же иное направление. Ведь ему нужна была хотя бы какая-нибудь война, где бы то ни было, чтобы приложить к делу свою молодую армию. Впрочем, и воинственные стремления его предшественников постоянно колебались между югом и севером, прельщаемые то Черным морем, то Балтийским или провинциями, пограничными с Польшей. Это стремление к расширению было вполне естественно в молодом и сильном народе; но его совершенно напрасно идеализировали и догматизировали впоследствии, называя «делом объединения». Правда, все народы во все времена заявляли притязания на расширение пределов родной страны на счет своих соседей, и Петр только благодаря своей счастливой звезде сохранил еще в этом отношении известную меру справедливости, логики и правды. Война на севере требовала громадных усилий, поглощавших всецело Петра и изнурявших его; поэтому ему приходилось на юге и даже на западе оставлять без внимания значительную долю завоевательных стремлений, завещанных ему Алексеем; и, сохраняя за собой позиции, уже отвоеванные у Польши, отступая от Турции, чтобы заняться Северо-Западом, в целях обратного отвоевания взятых у него земель, Петр пошел путем, который скорее всего может найти оправдание.

На северо-западе все морское побережье от устья Нарвы (Наровы) до устья Сестры, орошаемое Вуоксой, Невой, Ижорой, Лугой, когда-то на самом деле входило в состав русских владений. Оно образовало один из пяти округов (пятин) Новгородской области; города его продолжали носить славянские названия: Корела, Орешек, Ладога, Копорье, Яма, Иван-город. Только в 1616 году царь Михаил Федорович, сражаясь с Густавом Адольфом, окончательно покинул морской берег, чтобы сохранить Новгород. Но надежда вернуть утраченные владения пустила такие глубокие корни, что в царствование Алексея Михайловича, после неудачной попытки покорения Лифляндии, боярин Ордын-Нащокин занялся в Кокенхузене на Двине постройкой военных судов, предназначенных для осады Риги. От таких исторических прецедентов у Петра сохранилось чувство смутное, но могучее. Он доказывает это направление своего оружия после того, как бросил перчатку Швеции. Ему предстояло неоднократно сбиваться с пути, поддаваться необдуманным увлечениям и снова возвращаться к цели, завещанной преданием: искать доступа к морю, к порту на Балтийском море, к «окну, прорубленному в Европу».

Свидание в Раве с Августом II окончательно установило магнит в компасе царя, временно потерявшем свое направление. «Pacta conventa» – пункты, подписанные королем польским при восшествии на престол, заставили также и его требовать от Швеции возвращения областей, некогда принадлежавших республике. Можно было почти с уверенностью рассчитывать на сочувствие Дании: Рёсшильдский договор (1658 г.), навязанный Фридриху III, тяготил его преемников, а герцогство Голштинское – приманка для возбуждения вожделений после смерти Христиана Альберта (1694 г.) – грозило превратиться в яблоко раздора между соседями. Бранденбург также подавал надежду на возможность союза; соединившись с Францией Людовика XIV и m-me де Ментенон, Швеция отказалась в пользу Пруссии от своей исторической роли в Германии, но сохранила там влияние, осталась соперницей; а в Кенигсберг уже вступал курфюрст. Кроме того, личность Августа произвела на Петра чарующее впечатление, достаточное само по себе, чтобы доказать, сколько сохранилось в едва отшлифованном уме плотника наивной неопытности и легковерия. Высокий, красивый, сильный, искусный во всех физических упражнениях, неутомимый охотник, кутила и волокита, развратный до мозга костей, Август нравился Петру и имел на него сильное влияние. Не задумываясь, Петр признал его гением и был склонен связать свою судьбу с его участью. За четыре дня, проведенных в беспрерывных кутежах, они поделили между собой разгромленную Швецию, а пока обменялись оружием и одеждой. Несколько недель спустя царь появился в Москве в камзоле и со шпагой короля польского на боку. Однако пока не было еще составлено никакого определенного плана союза и кампании: оба друга и будущих союзника были слишком заняты в данную минуту своими домашними делами, чтобы пускаться в предприятия за пределами своих государств. Непокорные поляки причиняли немало хлопот Августу, еще не справившемуся со сторонниками принца де Конти, а Петру предстояло рубить головы: стрельцы снова взбунтовались.