Петр Смородин

Это была и радостная и трудная полоса в жизни Петра Смородина. В буднях, которые бывали ярче прежних праздников, в кипении страстей на митингах, просто на глазах у старших день ото дня расправлял плечи, рос и мужал Смородин. И не сторонился даже тех товарищей, которые, по его мнению, «лезли в могилу». Переспорить их ему удавалось не всегда, но, как старший по годам, был он при них, как пестун, неотступно. И, говоря его словами, все точил и точил «древо познания», с которого многие вкушали не только добрые плоды, но и отравленные сладким ядом краснобайства.

С шумной оравой молодых зачастил он на спектакли, особенно в Народный дом, где раз в неделю пел Федор Шаляпин. Хохотали над проделками ловкача в «Севильском цирюльнике», умирали от страха и не скрывали слез на «Борисе Годунове».

Петр выходил с ребятами из душного зала в предвесеннюю тихую ночь, пахнувшую свежим ветром с Балтики, поеживался, поднимая воротник пальто, и говорил со значением:

— Да-а, жалок тот, в ком совесть нечиста!..

А еще водил Смородин толпу ребят на Троицкую площадь, в цирк «Модерн» — старое деревянное здание: оно казалось огромным сараем в близком соседстве со строгим ансамблем Петропавловской крепости, лазурными куполами мечети и кафельным дворцом балерины Матильды Кшесинской.

Магнитом тянул к себе выдающийся клоун Виталий Лазаренко. Он говорил! Да так, что прозвали его большевистским клоуном.

В программе тех дней был еще один злободневный номер. Лазаренко читал четыре строчки:

Дрожат цари, когда идет свобода.
Но клоуну-то нечего дрожать:
Он из народа, он для народа,
С него короны не сорвать!

И уже делал удивительное сальто… на бычий пузырь. Тот лопался так, словно рвалась граната. И красноносый клоун весело резюмировал:

— Вот так и старый режим!..

Молодежь получила доступ в театры, в кинематограф. Но к серьезному образованию путь оставался закрытым. Средняя школа — гимназия, реальное и коммерческое училище — была не по карману, и мало кто из рабочих парней обладал необходимым запасом знаний, чтобы занять в них место. Учиться надо бесплатно, да и чтоб рабочий день длился не больше шести часов. Иначе подростку не уйти от станка даже в профессионально-техническую школу. Так ставили вопрос молодые большевики и наталкивали на мысль: в шестнадцать лет работай в одной упряжке со старшими, в восемнадцать — воюй на фронте, а голосовать в Советы, профсоюзы или Учредительное собрание призовут тебя в двадцать один год! Нет, так не пойдет! С заработком — тоже не пойдет: взрослым надбавляют по десятке, молодым — по трешнице! А спрашивают как с больших!.. Протестовать и требовать!..

Возмущала Петра и еще одна несправедливость: большевики впрямь не щадили жизни для революции, а почти на все выборные посты в районе попали меньшевики, эсеры и анархисты… Ну дай только срок, вернутся большевики из ссылки, дадут они бой!..

Почти весь март не удавалось побеседовать со Ско-роходовым: то он в Петроградском Совете, то в Петербургском комитете большевиков. Осунулся Касторович — все в бегах да в спорах.

И Петра заполонила черновая работа. В фабкоме — стычки с дирекцией, несусветный гвалт с меньшевиками, почти до рукопашной. И старый Иван Харитонович долбит как дятел:

— Не проспи, Петенька, на фабрике нужна своя рабочая милиция! И инструмент разволокут всякие, да и оружие схоронить надо от «временных», его в цех натащили много. А раз милиция, то оружие при деле!

Наконец, большевики добились места в Совете Петроградской стороны, и Скороходов стал заместителем председателя. Тут-то Петр и поймал его:

— В смятении я, Александр Касторович! Молодежь как сквозь решето проваливается, в голове у многих стихия!

— Что поделаешь: не смогли, не успели, — слишком велик натиск других партий. Ты уж собирай тех, которые перебродили. Это хорошие помощники партии. Говорят, зашевелилась молодежь у Керстена.

— Знаю, шумят о расценках.

— Вот это и дело, там и разворачивайся. Да и крикни о своих делах так, чтоб всему району было слышно. А мы поддержим. Я уже толковал с Сергеем Петровичем Прохоровым: он от райкома партии будет держать вашу руку, как старший товарищ…

В СОЮЗ МОЛОДЕЖИ

ЛЕНИН НА ФИНЛЯНДСКОМ ВОКЗАЛЕ

Совет Петроградской стороны, когда вошли в него большевики, стал силой значительной, хотя и не афишировал своих успехов. И делал черновую работу, отрывая от «вождей» массу, которую те крепко колпачили звонкой, пустой фразой.

На всех заседаниях витийствовали голосистые меньшевики Щетинская и Полонский, эсер Израилев. А Скороходов, Блохин и Прохоров осаживали их и словом и делом и помаленьку вели свою линию.

Александр Касторович еще 7 марта добился решения: дать порицание Петроградскому Совету за то, что он отказался немедленно ввести восьмичасовой рабочий день.