Петр Первый

— Повесить недолго, — мало их этим образумишь… Я давно говорю, Петр Алексеевич, воеводам более двух лет на месте сидеть нельзя. Привыкают, ходы узнают… А свежий-то воевода, конечно, разбойничает легче… Петр Алексеевич, торговых людей в первую голову береги. Шкуру и две тебе отдадут, — сними только с них непомерные тягости… Ведь иной две пары лаптей боится вынести на базар — хватают, бьют и деньги рвут с него… А с кого тебе и богатеть, как не с купечества… От дворян взять нечего, все сами проедают. А мужик давно гол. Вот послушай.

Поискав среди кучи бумаг, Виниус прочел:

— «…Да божьим изволением всегда у нас хлебная недорода, поля наши всегда морозом побивает, и ныне у нас ни хлеба, ни дров, ни скотины нет, погибаем голодною и озябаем студеною смертью… Воззри, государь, на нашу скудность и бедность, вели нам быть на оброке против нашей мочи… Мяса свиные и коровьи и птицу и весь столовый запас нам, нищим и беспомощным, ставить помещику нечем стало… Лебеду едим, тело пухнет… Смилуйся…»

Слушая, Петр сердито застучал огнивом об осколок кремня, до крови сбил палец. Раскурив трубку, глубоко вдыхал дым… Непроворотное бытие!.. Сквозь летящие тучи солнце волновалось на посиневшей реке. На том берегу поднимались на стапелях ребра строящегося корабля. Стучали топоры, визжали пилы. Там пахло табачком, дегтем, стружками, морскими канатами… Ветер с моря продувал сердце… Тогда ночью Лефорт сказал: «Русская страна страшная, Петер… Ее, как шубу — вывернуть, строить заново…»

— За границей не воруют, не разбойничают, — сказал Петр, щурясь на зыбь, — люди, что ли, там другой породы?..

— Люди те же, Петр Алексеевич, да воровать им не выгодно, честнее-то выгоднее… Купца там берегут, и купец себя бережет… Отец мой приехал при Алексее Михайловиче, завод поставил в Туле, хотел работать честно. Не дали, — одними волокитами разорили… У нас не вор — значит, глуп, и честь — не в чести, честь только б над другими величаться. А и среди наших есть смышленые люди… (Белые, пухлые пальцы Андрея Андреевича будто плели паутину, отблескивало солнце на очках, говорил он мягко, вязью.) Ты возвеличь торговых людей, вытащи их из грязи, дай им силы, и будет честь купца в одном честном слове, — смело опирайся на них, Петр Алексеевич…

Те же слова говорил и Сидней, и Ван Лейден, и Лефорт. Неизведанное чудилось в них Петру, будто под ногами прощупывалась становая жила… Сие уже не какие-нибудь три потешных полка, а толща, сила… Положив локоть на подоконник, он глядел на масленым солнцем сверкающие волны, на верфь, где беззвучно по свае ударяла кувалда и долго спустя долетал удар… Моргал, моргал, билось сердце, самонадеянно, тревожно радостно.

— Вологодской купчина, Иван Жигулин, самолично привез челобитную, молит допустить перед очи, — особо внятно проговорил Андрей Андреевич.

Петр кивнул. Виниус, легко колыхаясь тучным телом, подошел к двери, кого-то окликнул, проворно сел на место. За ним вошел широкоплечий купчина, стриженный по-новгородски — с волосами на лоб, сильное лицо, острый взгляд исподлобья. Размашисто перекрестясь, поклонился в ноги. Петр трубкой указал на стул:

— Велю — сядь… (Жигулин только шевельнул бровями, сел с великим бережением.) Чего просишь? (Жигулин покосился на Виниуса.) Говори так…

Жигулин, видимо, смекнул, что здесь не разбивать лоб, а надо показывать мошну, с достоинством разобрал усы, поглядел на козловые свои сапоги, кашлянул густо.

— Бьем челом великому государю… Как мы узнали, что ты корабли строишь на Двине, — батюшки, радость-то какая! Хотим, чтоб не велел нам продавать товар иноземцам… Ей-ей, даром отдаем, государь… Ворвань, тюленьи кожи, семга соленая, рыбья кость, жемчуг… Вели нам везти на твои корабли… Совсем разорили нас англичане… Смилуйся! Уж мы постараемся, чем чужим королям, — своему послужим.

Петр блестел на него глазами; потянувшись, хлопнул по плечу, оскалился радостно:

— К осени два корабля построю, да третий в Голландии куплен… Везите товар, но без обману, — смотри!

— Да мы, господи, да…

— А сам поедешь с товаром?.. Первый коммерциенрат…» Продавать в Амстердам?..

— Языкам не учен… А повелишь, так — что ж? Поторгуем и в Амстердаме, в обман не дадимся.

— Молодец!.. Андрей Андреевич, пиши указ… Первому негоцианту-навигатору… Как тебя, — Жигулин Иван, а по батюшке?

Жигулин раскрыл рот, поднялся, глаза вылезли, борода задралась.

— Так с отчеством будешь писать нас?.. Да за это — что хошь!

И, как перед спасом, коему молился об удаче дел, повалился к царским ножкам…

Жигулин ушел. Виниус скрипел пером. Петр, бегая по комнате, ухмылялся. Остановился:

— Ну, что у тебя еще?.. Читай короче…