Петр III

Обед не клеился. Государь провозгласил тост за друзей, верных в беде и напасти, но после него никто не порывался больше говорить, в полной тишине звякали только приборы.

– Траурные лица, – с упрёком сказал государь. – Не выношу траурных лиц. Пока мы живы – мы живы, а когда мертвы, нам всё безразлично!

Жена канцлера Анна Карловна при сём замечании разрыдалась. Дочь её, графиня Строганова, бросилась успокаивать мать, а та уже тряслась в истерике.

Тут доложили о приезде графа Романа Ларионовича Воронцова и шталмейстера Льва Александровича Нарышкина. Общество загудело, все жаждали узнать, с чем они явились, с какими новостями.

Я не сомневался, что Воронцов, влиятельнейший из видимых на поверхности масонов, прибыл смутить ещё более и тем ослабить государя, что и подтвердилось позднее. Но не так истолковал их приезд сам государь. Сказано: утопающий хватается за соломинку.

– Браво! Браво! – захлопала в ладоши Елисавета Романовна, подхватясь навстречу отцу. – Вот кто принёс нам наконец спасительные известия!

– Кое-что принёс, – кланяясь всем, с улыбкой промолвил граф Воронцов. – Мы с такими трудами выбрались из Петербурга, что и сказать неможно. Нам пришлось плыть по каналу в обыкновенной рыбацкой лодке, накрывшись простой рогожею. Мы изрядно рисковали. В нас стреляли караульные, но, по счастью, промахнулись.

– Тост за здоровье верных сынов отечества! – воскликнул государь и залпом осушил свой бокал.

Немногие лишь поддержали тост, но государь сего как бы и не заметил. Он попросил извинения у гостей и, пригласив жестом вице-канцлера князя Голицына, графа Миниха и прусского посланника Гольца, вышел с прибывшими вельможами в соседнюю комнатку, предназначенную для исправления дамского туалета: тут было несколько зеркал до потолка, прекрасные бархатные канапы и в ларцах женские надобности – шпильки, булавки, ножницы, пудра, румяна и всякая ещё всячина.

Я последовал в комнатку вслед за Гудовичем.

– Присядем здесь, господа, – осматриваясь, сказал государь. – Кажется, я вошёл не в те совсем двери, но дорого время, а женский запах придаёт мужество.

– Великолепный каламбур! – рассмеялся граф Воронцов.

– Рассказывайте, с чем приехали, – сказал государь. – Мне доносят, что масоны, вопреки клятвам, принимают деятельное участие в преступном мятеже!

– Ваше величество, – возразил граф, – как раз масоны и остаются единственными, кто не препинает порядку, а продолжает защищать его! Они употребляют своё влияние, чтобы спасти положение! Да, иные из братьев сейчас приблизились к Екатерине Алексеевне, но затем только, чтобы поколебать её в безумных затеях.

– Не ложь ли сие? – вскричал государь, не сдержавшись. – А Гришка Орлов с собутыльниками?

– Негодники давно уже выключены из масонского общества, ваше величество, их ведёт ныне одно пагубное тщеславие!

– А Панин?

– И Никита Иванович Панин озабочен тем же, даю честное слово. Вы же знаете, как я люблю вас! Смею ли я хоть сколько-нибудь лукавить? С самого начала мятежа сей человек свято исполнял долг – защищал интересы великого князя. Беспомощный предотвратить действия заговорщиков, он пытался воспрепятствовать Екатерине Алексеевне овладеть троном. Он и сейчас продолжает склонять вельмож к своей точке зрения… Заговорщики утверждают, что в народе назрела опасная революция и предотвратить её возможно только скорыми и необыкновенными реформами…

– Какая революция? И какие ещё реформы нужны сверх объявленных? Империя не переварила ещё и оных!.. Послушать вас, все вы блеете, аки агнцы, но отчего пуста моя овчарня? – раздражённо прервал государь, но вслед за тем умолк и овладел собою. – Хорошо, буди по-вашему! Я верю, знайте, я верю! Я сделал столько добра для всех, что имею право верить!

– Верьте и не ошибётесь! – воскликнул граф.

Генерал-адъютант Гудович внезапно упал пред государем на колени.

– Ваше величество! – вскричал он, делая вид, что пиан. По лицу его текли слёзы. – Если и Всевышний отвернётся от вас, Гудович останется верным до самой своей смерти! Господа, господа! Все мы должны быть верными государю до последнего дыхания!

– Встаньте, мой друг! – воскликнул государь, искренне растроганный словами Гудовича – Встаньте! И поверьте все: я никогда не сделаю вас заложниками своей безопасности! Мы ещё восторжествуем, и на каждого, кто столь же предан присяге, я изолью свет моей любви!

– Да сбудутся желания наши! – многозначительно промолвил граф Воронцов. – Позвольте сделать доклад о положении в столице. Там, за столом, я принуждён был беспечно улыбаться, но здесь я собираю воедино всю свою волю, убеждённый, ещё возможно восстановить порядок и образумить заблудших…