В первые же дни после переворота Екатерине довелось оказаться в весьма пикантном положении, обусловленном ее амурными делами. Напомню, что императрице, когда она еще была великою княгиней, пришлось расстаться со своим вторым фаворитом Станиславом Понятовским — ему было предложено немедленно покинуть Россию. Но как только Понятовскому стало известно об успешном завершении переворота в пользу своей возлюбленной, он решил, что теперь, когда она стала императрицей, ничто не может помешать восстановлению между ними прежних отношений.
Не подозревая, что Екатерина завела нового фаворита Григория Орлова, Понятовский отправил ей письмо с просьбой разрешить ему приехать в Россию. Зная темперамент обоих фаворитов, Екатерина здраво рассудила, что их личная встреча ничего хорошего не сулила. Остановка была за изобретением убедительного аргумента для отказа Понятовскому в его просьбе. В письме к нему от 2 июля содержался глухой намек на опасность, которая его могла подстерегать, если он появится в Петербурге: «Убедительно прошу вас не спешить приездом сюда, потому что ваше присутствие при настоящих обстоятельствах было бы опасно для вас и очень вредно для меня».
Месяц спустя, 2 августа 1762 г., Екатерина отвечала на повторную просьбу Понятовского: «Все мы еще в брожении. Я вас прошу воздержаться от поездки сюда, из страха усилить его». Понятовский, однако, стоял на своем, что следует из недатированного письма Екатерины, в котором видна ее раздражительность настойчивостью Понятовского. «Вы читаете мои письма недостаточно внимательно. Я вам сказала и повторила, что я подвергнусь крайним опасностям, если вы появитесь в России. Вы отчаиваетесь; я удивляюсь этому, потому что, в конце концов, всякий рассудительный человек должен покориться. Я не могу и не хочу объясниться по поводу многих вещей».
В письме 11 ноября 1762 г. Екатерина вновь возвращается к сюжету, волновавшему Понятовского: «Я отсоветываю вам тайную поездку, ибо мои шаги не могут оставаться тайными. Положение мое такое, что мне приходится соблюдать большую осторожность и прочее, и последний гвардейский солдат, глядя на меня, говорит себе: вот дело моих рук».
Все эти доводы не убедили Понятовского и он продолжал одолевать императрицу своей просьбой, что явствует из ответа ее от 27 апреля 1763 г.: «Итак, раз нужно говорить вполне откровенно и раз вы решили не понимать того, что я повторяю вам уже шесть месяцев, это то, что если вы явитесь сюда, вы рискуете, что убьют обоих нас».
На этом домогательства Понятовского прекратились: возможно, ему стало известно, что его место занято другим фаворитом, но столь же возможно, что бывший фаворит не стал более испытывать терпения раздраженной императрицы, переставшей нуждаться в его услугах. Вернемся, однако, к судьбе свергнутого императора.
Не подлежит сомнению, что Екатерину II, участников заговора и лиц, стороживших узника, более всего устраивал не живой, а мертвый Петр Федорович. В этом случае он освобождал Екатерину от забот о его содержании и возможных с его стороны угроз. Смерть Петра устраивала и заговорщиков, а также лиц, его стороживших, обязанных проводить время не при дворе, а вдали от него — в крепости.
Поначалу охранники, видимо, уповали на естественную кончину Петра, являвшуюся результатом переживавшихся им следовавших один за другим стрессов. Андрей Шумахер сообщает: «При своем появлении в Ропше он уже был слаб и жалок. У него тот час же прекратилось сварение пищи, обычно проявлявшееся несколько раз на дню и его стали мучить почти непрерывные головные боли».
Историки не располагают источниками, освещающими детали об условиях пребывания экс-императора в Ропше. Отрывочные сведения о его жизни там можно извлечь из писем самого Петра к Екатерине с различного рода просьбами, а также донесения ей Алексея Орлова, возглавлявшего команду, сторожившую Петра в Ропше.
Если верить «Запискам» Е. Р. Дашковой, то Екатерина, отправляя Измайлова в Ораниенбаум с целью «убедить Петра III сдаться, чтобы предупредить неисчеслимые бедствия, которые в противном случае нельзя будет предотвратить», поручила ему объявить обязательство императрицы «устроить ему приятную жизнь в каком-нибудь выбранном им самим дворце, в отдалении от Петербурга, и исполнять по мере возможности все его желания».
Из писем Петра III и Алексея Орлова к Екатерине явствует, что условия содержания бывшего императора были крайне далеки от обязательства бывшей супруги обеспечить ему «приятную жизнь».
Более обстоятельные сведения о жизни пленника в Ропше можно извлечь из трех писем к императрице Алексея Орлова, к сожалению, не датированных. Орлов не скрывал своей крайней враждебности к пленнику: «Урод наш очень занемог и схватила его нечаеная колика, и я опасен, штоб он севодняшнюю ночь не умер, а больше опасаюсь, чтоб не ожил. Первая опасность для того, что он всию вздор говорит и нам это несколько весело, а другая опасность, что он действительно для нас всех опасен, для тово што иногда так отзывается, хотя в прежнем состоянии быть».