31-го, в 5 часов утра, мы все собрались, а около 7 пошли к императору, которого застали за завтраком, и, побыв там несколько времени, последовали за его величеством к милитинской царице, владетельнице деревни (где она постоянно живет) и женщине уже немолодой. У нее опять закусывали; после чего, в 9 часов, поезд отправился в путь. Подъехав к крайнему предместью города, мы увидели ее величество императрицу с ее придворными дамами в барке, или гондоле. Здесь все остановились, чтобы изготовиться к въезду, и мы запрягли опять своих парадных лошадей, которых перед тем нарочно отправили вперед и заменили, подобно другим, ямскими, чтобы сохранить их неутомленными и свежими. Опишу теперь в немногих словах наш поезд. Впереди всех ехала маска в качестве маршала передовой забавной группы. За нею следовал так называемый князь-папа, глава Пьяной коллегии, учрежденной императором для своей забавы. Он сидел в больших санях, на возвышении в виде трона, в папском своем одеянии, т. е. в длинной красной бархатной мантии, подбитой горностаем. В ногах у него, верхом на бочке, сидел Бахус, держа в правой руке большой бокал, а в левой посудину с вином. Этот молодец, отличавшийся в той же роли на петербургском маскараде, так натурально представлял Бахуса, как только было возможно. Потом ехала свита князь-папы, т. е. господа кардиналы, в своих кардинальских облачениях. Их было на сей раз только шесть, и они сидели верхом на оседланных волах; но за ними, для большего парада, вели еще трех таких коней без всадников. Хотя между кардиналами находились знатные дворяне, князья и действительные губернаторы, получившие это звание в наказание за дурное поведение, однако ж все они должны были терпеливо сносить свой позор, да не смели даже и смотреть косо. После них четыре не очень большие пестрые свиньи везли маленькие санки, в которых сидел также замечательный господин. Затем следовал Нептун (которого представлял один придворный полушут) в своей короне, с длинною белою бородою и с трезубцем в правой руке. Он сидел в санях, сделанных в виде большой раковины, и имел перед собою, в ногах, двух сирен, или морских чудовищ. За ним ехала в гондоле мать г. Остермана (?), красивая молодая дама лет 50 или 60, в костюме аббатисы, с прекрасным вызолоченным жезлом. Ее окружали монахини, но в весьма небольшом числе. После нее ехал князь Меншиков в качестве уже настоящего маршала маскарада, в таком же экипаже, как наш, с тою только разницей, что у кормы его стояла не Паллада, а Фортуна. Музыку его составляли стоявшие спереди литаврщик и два трубача. Он сам и вся его свита были наряжены аббатами и сидели – князь отдельно у кормы, прочие на скамьях, по три на каждой. За ним следовала в закрытой (с окнами) барке, или гондоле, княгиня, его супруга, со своею сестрою и некоторыми другими дамами; она была его нумером и имела костюм благородной испанки. Потом ехал князь-кесарь Ромодановский в мантии, подбитой горностаем, имея с собою кого-то в курфиршеской мантии и еще нескольких других смешных наперсников. Он сидел в большой лодке, украшенной спереди и сзади медвежьими чучелами, чрезвычайно похожими на живых медведей. Его нумером были вдовствующая царица с дочерью – первая в старинной русской одежде, вторая в костюме пастушки. Они ехали также в закрытой гондоле и имели при себе некоторых дам, в том числе супругу князь-кесаря и других. Далее следовал великий адмирал Апраксин со своею свитою. Он и сидевший с ним брат его были одеты как гамбургские бургомистры; экипаж у них был – галера с поднятыми парусами, очень натуральная и смотрящаяся прекрасно. Их нумер состоял из немногих придворных дам вдовствующей царицы, которые сидели в старой настоящей шлюпке, поставленной на сани и, уж конечно, никогда не назначавшейся для маскарада. После того следовала шлюпка с лоцманами, прилежно бросавшими лот. Это были все морские офицеры. За ними шел большой корабль императора (длиною в 30 футов), сделанный совершенно наподобие линейного корабля «Фредемакер» нем> теми же мастерами, которые строили последний. На нем было 8 или 10 настоящих небольших пушек, из которых по временам палили, и еще множество деревянных и слепых. Кроме того, он имел большую каюту с окнами, три мачты со всеми их принадлежностями, паруса – одним словом, до того походил на настоящее большое судно, что можно было найти при нем все до последней бечевки, даже и маленькую корабельную лодочку позади, где могли поместиться человека два. Сам император командовал им в качестве корабельщика и командора, имея при себе 8 или 9 маленьких мальчиков в одинаковых боцманских костюмах и одного роста, нескольких генералов, одетых барабанщиками, и некоторых из своих денщиков и фаворитов. Его величество веселился истинно по-царски. Не имея здесь, в Москве, возможности носиться так по водам, как в Петербурге, и несмотря на зиму, он делал, однако ж, со своими маленькими ловкими боцманами на сухом пути все маневры, возможные только на море. Когда мы ехали по ветру, он распускал все паруса, что, конечно, немало помогало 15 лошадям, тянувшим корабль. Если дул боковой ветер, то и паруса тотчас направлялись как следовало. При поворотах также поступалось точь-в-точь как на море. При наступлении темноты его величество приказывал – как это делается на кораблях – собирать верхние паруса, и сам, с тремя или четырьмя находившимися при нем генералами, бил зорю (он имел костюм корабельного барабанщика и барабанил с большим искусством). Нельзя было без истинного удовольствия смотреть, как его маленькие юнги лазили по мачтам и по канатам. Они делали это с такою ловкостью, какой можно было ожидать только от лучших и опытнейших матросов. За кораблем государя ехала императрица со своими придворными дамами в великолепной вызолоченной барке, или гондоле, имевшей небольшую печь и обитой внутри красным бархатом и широкими галунами. Везли ее восемь хороших каретных лошадей. Форейторы и кучер были в зеленых матросских костюмах с золотою оторочкою и имели на шапках небольшие плюмажи. Спереди сидели придворные кавалеры ее величества, одетые в первый день арапами, потом матросами, а позади стояли и трубили два валторниста в охотничьих костюмах. Кроме того, у кормы стоял мундшенк <виночерпий> императрицы, представлявший квартирмейстера барки (так называют здесь кормчего) и одетый в великолепный красный бархатный костюм с золотыми галунами. Ее величество императрица, сидевшая в закрытой со всех сторон барке так же хорошо и покойно, как в комнате, в первый день была одета простою голландкою, а потом со всеми своими дамами имела костюм амазонок, и оба наряда чрезвычайно ей шли. Она несколько раз меняла платья, являясь то в красном бархатном, богато обложенном серебром, то в голубом с разными камзолами и другими принадлежностями. Вместе с тем ее величество надевала осыпанную бриллиантами шпагу и обыкновенный свой орден (низко спущенный, как у орденских кавалеров) с прекрасною бриллиантовою звездою на груди, держала в руке копье и имела на голове белокурый парик и шляпу с белым пером, которое взяла у нашего герцога, потому что другого не могли здесь достать. За государем ехал в чем-то вроде буера ее маршал со многими другими кавалерами. Затем следовал так называемый беспокойный монастырь31, принадлежавший на маскараде собственно к обществу императора. Сани его – громадная машина – были устроены особенным образом, а именно со скамьями, которые сначала, спереди, шли ровно, потом поднимались все выше и выше, в виде амфитеатра, так что сидевшие вверху были ногами наравне с головами сидевших внизу. Позади этой машины, изображавшей нечто вроде головы дракона, стояло несколько смешных масок. За нею тянулось более 20 маленьких саней, привязанных одни к другим и вместе с тем прицепленных к большим саням. Все они были обиты полотном и имели фута на два от земли скамьи для сидения и для ног, вмещая в себя каждая по одному человеку. Так как большие сани были наполнены всевозможными уморительными масками, как, например, разного рода драконами, арлекинами, Скарамушами, даже людьми, переодетыми в журавлей, то трудно рассказать, как необыкновенно странно и смешно было все это. Сюда же принадлежали еще два очень забавных цуга, а именно: во-первых, сани, запряженные шестернею одинаковых медведей, которыми правил человек, весь зашитый в медвежью шкуру и чрезвычайно похожий на настоящего медведя, и, во-вторых, длинные, очень легкие сибирские сани, которые везли 10 собак и на которых сидел старый сибиряк в своем национальном костюме; иногда с ним садился еще другой, одетый как сибиряк. После того следовали наши сани. Перед ними ехали верхом два драгуна, состоящие, кроме гвардейского караула, ежедневно на ординарцах у его королевского высочества, гоф-фурьер и четыре лакея, потому что перед санями императрицы были также передовые. Тотчас за ними ехал сперва наш нумер, т. е. княгиня Валашская; но после, когда присоединились к маскараду иностранные министры (они сначала были немного недовольны, что им вовсе не назначили нумера), было приказано, чтобы непосредственно за нами следовали они. Таким образом эти господа попали между нами и нашим нумером. Их было семеро – все в голубых шелковых домино. Лодка их, перед которою ехали верхом четыре лакея также в домино, была вроде нашей и имела позади большой вымпел из голубой тафты с изображением на обеих сторонах золотых виноградных кистей: в середине больших, по углам поменьше. За ними ехали наши приятные дамы в большой лодке с палаткой из красного сукна. Они большею частью были одеты Скарамушами, но походили на ангелов. Подле них ехал верхом один из их людей, одетый турком, которого они, как и его королевское высочество своих пажей, употребляли для рассылок, а в важных депешах с обеих сторон, конечно, не было недостатка, потому что во все время маскарада мы жили со своим нумером весьма дружно. Позади их следовал князь Валашский на турецком судне, имевшем пять небольших пушек, из которых он всякий раз отвечал, когда палили с императорского корабля. На заднем конце этого судна было устроено возвышение, уложенное множеством подушек, на которых князь восседал по-турецки под балдахином из белой тафты. Вымпел у него был также из белой тафты с изображением золотого полумесяца, потому что в первые дни он представлял муфтия и вся его свита имела турецкий костюм. Сам он был одет великолепно, имел большую бороду, прекрасную чалму на голове и как человек, долго живший в Турции и хорошо знающий ее язык и обычаи, исполнял вообще отлично свою роль. Окружавшие его были также одеты очень хорошо, и один из них ехал подле его саней на маленьком осле. В оба последних дня маскарада князь Валашский, с гораздо многочисленнейшею свитою, чем в первые дни, представлял великого визиря и разъезжал верхом на превосходном турецком жеребце, которого (на большом гулянье, где мы под конец собирались) в присутствии его королевского высочества и их величеств заставлял делать быстрейшие повороты и потом остановки на всем скаку, каких я сроду не видывал. Он с необыкновенною ловкостью представлял также, как турки бросают копье, причем, скача во весь галоп, вдруг останавливал и поворачивал лошадь, и многие другие штуки. Рассказав о замечательнейшем в нашем поезде и боясь, чтоб рассказ мой не показался слишком длинным, даже наконец скучным, удовольствуюсь упомянуть еще вкратце, что, по моему счету, весь поезд состоял из 25 больших женских и 36 таких же мужских саней. Перед самыми небольшими было по крайней мере по шести лошадей. Ряд, следовательно, выходил порядочно длинный, почему и приказано было десяти унтер-офицерам гвардии, посаженным на коней, разъезжать постоянно для наблюдения за порядком. Остальные сани, о которых я не упомянул, были устроены как наши и большая часть названных выше, только были одни больше, другие меньше. Всех лучше расписан и вообще красивее других был ботик генерал-фельдцейхмейстера Брюса. Они ехали позади нас в том же порядке, разумеется, пока доставало женских саней. Справа следовали всегда мужские, потом женские сани и так далее. Маски в тех и в других были очень разнообразны, и некоторые из них особенно хороши; так, например, офицеры гвардии, одетые латниками, здешние английские купцы в костюме английских скаковых ездоков, немецкие купцы, переодетые ост-индскими мореходами, и многие другие. Молодые дамы большею частью были одеты испанками, Скарамушами, крестьянками, пастушками и т. и.; пожилые же преимущественно имели старинные русский и польский костюмы как более теплые и покойные для них. Самые последние большие сани поезда были сделаны как обыкновенные колбасные повозки; в них сидело 8 или 10 слуг князь-папы, которых император содержит и одевает для него и которые все до того заикаются, что иногда в четверть часа едва могут выговорить одно слово. Несмотря на то, папа ни в коем случае не смеет заменять их другими, и это одно из величайших его мучений. Они носят длинные красные кафтаны и высокие, кверху совершенно заостренные, шапки. После этих почтенных господ ехал, один и в очень маленьких санках, генерал-майор Матюшкин, который, в качестве вице-маршала маскарада, заключал поезд. Он был одет гамбургским бургомистром и делал свое дело очень хорошо. В таком порядке мы ехали до первых триумфальных ворот, воздвигнутых, как сказано, одним богатым русским по имени Строганов, который и угощал в особо построенном там доме, пока снимали верхние мачты и паруса с императорского корабля (он иначе не проходил в арки, почему и в одних из городских ворот, через которые нам непременно следовало ехать, срыли землю с лишком на три локтя). Так как комнаты в этом доме были очень малы, то туда, кроме придворных и нашей группы, попали немногие или почти никто; остальные должны были между тем мерзнуть. Отсюда мы проехали на большую площадь, где оставались несколько времени, потом сделали конца два по Кремлю; но корабль императора остановился на площади, потому что по величине своей не мог пройти в ворота. Эта прогулка продолжалась почти до 5 часов вечера, после чего все получили позволение отправиться по домам.
