Петр Чайковский и Надежда фон Мекк

«Как я рада, что Вы находитесь теперь ближе к Москве, что заграничное пребывание принесло Вам пользу, что, быть может, нам удастся добыть Вам полную свободу! [...] Петр Ильич, у меня есть одно желание, которое я была бы очень рада, если бы Вы исполнили, это чтобы Вы побывали в том месте, которое я так люблю, в которое я всегда стремлюсь сердцем, в котором есть для меня много дорогих, хотя и тяжелых воспоминаний, – в нашем Браилове». Она добавляет, что хотела бы отныне называть это благословенное место не мой Браилов, а наш Браилов. Конечно же, она обещает ему не показываться там, покуда он пожелает оставаться там, поскольку она все более и более укрепляется в решимости сохранить между ними чудо единения в отсутствие. Может быть, именно последнее заверение помогает ему принять приглашение? В любом случае следующий месяц он проводит в Браилове, и эта тихая гавань приводит его в восторг. Здесь он погружен, как он пишет, в «блаженную тишину» и «окружен со всех сторон предметами, напоминающими мне Вас и приближающими меня к Вам».[12]

Прелести этого феерического места он воспоет также в триптихе для фортепиано и скрипки, «Souvenir d'un lieu cher» («Воспоминания о дорогом месте»). Вкус к работе вернулся к нему, и он проводит дни в муках и тайных радостях творчества и каждодневных огорчениях, связанных с процессом развода. Будучи в курсе его нескончаемых терзаний, Надежда фон Мекк сделала ему как-то смелое предложение: «На развод она не согласится, разве только она встретила бы человека, который захотел бы на ней жениться, – то не можете ли Вы предложить ей, что в таком случае Вы выдадите ей за некоторое время вперед то содержание, которое она получает от Вас теперь, тысяч десять, например, или, может быть, она согласится теперь же на таком условии дать Вам развод, а сумму эту я берусь достать? Попробуйте, мой милый друг. Мне бы так хотелось, чтобы Вы были спокойны».[13] Однако Анатолий, взявшийся передать Антонине новые условия развода, наталкивается на яростное возмущение со стороны отвергнутой супруги. Понимая, что она прикрывается предлогом растоптанного самолюбия, чтобы запутать дело и затянуть переговоры, Анатолий решает скрыть от нее, что финансовую сторону компромисса берет на себя не ее муж, а баронесса фон Мекк.

После долгих совещаний братья придумывают, как повести себя с противником, – «выкуп» будет передан Львом Давыдовым, мужем Александры. Так имя баронессы никогда не будет упомянуто. Чайковский обещает баронессе, что даже самые близкие к нему люди не будут знать, что за благословенная рука приносит ему покой и свободу. Надежда боится преждевременно радоваться соглашению, достичь которого было столь трудно. Но то, что Чайковский пишет ей в Браилов, 21 мая 1878-го, переполняет ее неудержимой радостью. «Я получил письмо от известной особы на множестве страниц. Среди феноменально глупых и идиотических ее рассуждений находится, однако же, формально высказанное согласие на развод. Прочтя это, я обезумел от радости и полтора часа бегал по саду, чтобы физическим утомлением заглушить болезненно-радостное волнение, которое это мне причинило. Нет слов, чтобы передать Вам, до чего я рад! Я решил, что мне необходимо в начале июня съездить в Москву, чтобы дать ход делу. Нужно поскорей, поскорей; я не успокоюсь, пока не найду ходатая по делу, вообще не заведу машины, не узнаю, как устроить формальности, и т. д. Не правда ли, это лучше?»

Конечно же, Надежда согласна с ним, и вот процедура начата. Чайковский добивается раздельного проживания; развод остается гипотетическим. Самое время расцеловать брата Анатолия, ужасно побледневшего, похудевшего и нервного, и вот он снова в Каменке, где, несмотря на болезнь печени у сестры Александры и недисциплинированное поведение племянников, он с азартом работает над «Сюитой для оркестра» и подумывает об опере, которая могла бы стать «Ромео и Джульеттой», или «Причудами Марианны», или «Орлеанской девой» по Шиллеру. О последнем проекте он напишет Надежде: «Для музыки есть чудные данные, и сюжет еще не истасканный, хотя им уже и воспользовался Верди».[14]