Петр Берон

Как же понимать утверждение Берона о том, что ум индивида как отражение мира тождествен космосу и в то же время отличен от него? Причина этой тождественности кроется в том, что образ предмета совпадает с самим предметом. Образ возникает благодаря распространяемым объектом флюидам, попавшим в орган чувств и составившим комбинацию с мозговым электричеством. При этом «происходит и другое расширение одних и тех же невесомых флюидов: 1) из материальных объектов космоса и 2) из нематериальных объектов микрокосмоса» (18, 7, 483). Это различие проистекает из того, что мир вне нас материален, веществен, а флюиды сознания идеальны, являются образами материального мира. Единство образа и предмета обусловлено и тем, что законы действительности соответствуют логическим законам. «Общий статичный закон» — это одновременно закон природы и логики. С помощью своей теории языка Берон ищет решение проблемы соотношения предмета и идеи о нем. Все материальные объекты распространяют одинаковые флюиды, которые и обусловливают идентичность ощущений у индивидов. У людей, разговаривающих на одном и том же языке, одни и те же слова вызывают одинаковые ощущения: «Индивиды понимают друг друга, говоря о космических объектах, совершенно отличных от человека» (3, 107). Единство же космоса и индивида, по его мнению, заключается в общем характере распространения флюидов космоса и ума. Поэтому и сознание у всех людей, которые жили в прошлом, живут сейчас и будут жить в будущем, идентично.

Заслуга Берона состоит в правильной постановке гносеологических проблем, в их материалистической интерпретации. Он глубоко убежден в познаваемости мира. Познав законы бытия, человек сможет понять происхождение окружающего его мира, раскрыть причины всякого движения и изменения. Мыслитель видит задачу познания в применении уже открытого «всеобщего закона» Вселенной «к объектам, изучаемым физическими, естественными, метафизическими и нравственными науками. Все эти объекты легко могут быть охвачены умом человека с помощью статичного закона и небольшого числа тел и видов весомых и невесомых флюидов» (18, 2, 832). Именно здесь, считает он, решение всех загадок мироздания, волнующих вечно ищущий человеческий разум. Средствами для достижения намеченной цели — целостного познания Вселенной являются прежде всего ощущения и восприятия. Но они в лучшем случае приводят нас лишь к констатации внешних сторон предметов и явлений. Собранные в результате наблюдений факты и их классификация нуждаются в логической обработке. Только сознание — тот прожектор, который высвечивает скрытую для чувственного восприятия сущность предметов.

В своей гносеологии Берон предстает перед нами как последовательный сенсуалист. Его сенсуализм не является односторонним и ограниченным, поскольку он признает роль логического познания и выступает за единство эмпирического и логического в познании действительности. От опыта и наблюдения, считает он, всегда следует переходить к обобщению, а затем к теории. Совпадение теории с действительностью доказывает ее истинность. Человеческое познание не имеет границ. Всякая граница условна. Попытки ряда гносеологических школ поставить предел познанию человека подобны попыткам древних мыслителей ограничить географические размеры Земли размерами своих знаний о ней.

Согласно Верону, познание проходит путь от систематизации и обобщения эмпирических данных к овладению «основным физическим законом».

Наблюдение за разнообразными явлениями показывает, что все механические, физические, химические и другие процессы имеют нечто общее благодаря существованию единого для всей Вселенной «физического закона». «Физики, античные и современные философы, — утверждает мыслитель, — доказали, что человек может познать космические явления только с помощью закона их производства; поэтому начиная с Аристотеля и до наших дней физики экспериментируют в поисках этого закона, который уже открыт, т. е. статичного закона» (там же, 822). Путь к открытию этого закона был долгим и сложным. Он вел через многочисленные наблюдения, опыты и заблуждения, через различные гипотезы и теории. Но для Верона гипотезы, как и произвольные логические конструкции, не имеют научной ценности, поскольку они представляют собой лишь необходимый промежуточный этап в процессе познания, но не являются истиной. «Используя гипотезы и теории, я воспринимал их только как временные средства для того, чтобы прийти к открытию этого физического закона», — говорит он (там же, 802).

Познание законов материального бытия позволяет не только определить, как возникли те или иные процессы в прошлом, но и «узнать факты, которые еще только будут произведены». Иными словами, Берон признает возможность научного предвидения. В этом состоит эвристическая функция панэпистемии.