"Пчела"… "Инвалид"… Фактор грозит пальцем фельетонисту и хохочет, приговаривая:
- Экая ты шельма, братец! Минута молчания.
Фактор со вниманием осматривает первый ряд кресел и потом стремительно обертывается к фельетонисту:
- Петя, Петя, посмотри-ка, кто затесался в первый-то ряд…
Фельетонист протирает очки.
- Ба, ба, ба! да это наш Максим Петрович?
Максим Петрович, или, правильнее, Максим Петров, - книгопродавец, и притом книгопродавец "добросовестный". Так по крайней мере величают его "добросовестные" журналисты.
Мой герой, разумеется, в самых приятельских отношениях, на самой короткой ноге с
"добросовестным" книгопродавцем.
- Максим Петрович, Максим Петрович!.. - бормочет он дружески, кивая ему головой и маня его рукою…
Книгопродавец, отягощенный галантерейностями, подходит к фельетонисту и фактору, которые с чувством пожимают ему руку.
- Ай да Максим Петрович! Экой франт!.. - восклицает фельетонист, осматривая с ног до головы книгопродавца. - Нечего сказать, мастер одеваться.
Книгопродавец ухмыляется.
- Что же-с… ничего-с, - говорит он, приятно обдергиваясь…
В эту минуту к ним подходит офицер, имеющий некоторое поползновение к литературе и сочинивший водевильчик. Снова взаимное пожимание рук.
Офицер посматривает с чувством на фельетониста.
- С каким наслаждением, - говорит ему офицер, - я прочел вашу последнюю статейку о бенефисе Толченова… Как живо вы это все умеете описать, и как это у вас все выходит… так и льется точно вот как будто…
Офицер останавливается, потому что решительно не знает что сказать далее.
Да-с, - замечает "добросовестный" книгопродавец, - уж они на это мастера… Прелесь какое у них перо! Так и нижут-с, ей-богу.
Глазки фельетониста принимают масленое выражение… Он тает от этих похвал.
- Петр Семеныч, - продолжает книгопродавец, - после спектактеля не зайтить ли в ресторанчик?.. Выпить бы бутылочку другую шампанского не мешало.
- С удовольствием…
Занавес поднимается. Во время представления фактор значительно перемигивается с фельетонистом.
После спектакля все эти господа отправляются ужинать на счет "добросовестного" книгопродавца…
Славно и весело жить в Петербурге! Петербургская жизнь сильно нравится моему фельетонисту… Особенно он любит обедать на счет литературного фактора и ужинать на счет
"добросовестного" книгопродавца. Вино прекрасное, и разговоры также не дурны. За этими обедами и ужинами ему не раз удавалось между прочим скропать несколько удачных куплетцев вместе с одним актером. И куплетцам этим, говорят, очень аплодируют на сцене
Александрийского театра.
Фельетонист, кроме водевильчиков, занимается также сочинением повестей. В этих повестях героини - по большей части идеальные и чувствительные, омарлинизированные девицы, страстные охотницы до поэзии, легкие, дымчатые, туманные, у которых волосы
…с неистовым извивом
И заключены, как сталь,
В бесконечную спираль! а герои - юноши бурные, стремящиеся куда-то и к чему-то, с клокочущими страстями, презирающие все земное и повседневное, порывающиеся непрестанно ввысь и рассуждающие у Излера за растегайчиком о высоком и прекрасном, - потягивая, по энергическому выражению одного из наших поэтов, нервный сок винограда,
…струю кроваву
До осушки стклянных дон!
Эти идеальные девицы приковывают обыкновенно себя к судьбам этих бурных юношей, - и повести разрешаются трагически…
В первые дни своего пребывания в Петербурге фельетонист очень сердится на недобросовестность некоторых петербургских журналистов и газетчиков, авторитеты которых основаны на двадцатипятилетней давности; он сильно бранит их, потому что оскорблен ими. До него дошли слухи, что эти двадцатипятилетные авторитеты называют его недоучившимся мальчишкой, - и он хочет жестоко отделать их в какой-то статейке.
Он пишет в Москву к приятелю:
"По приезде в Петербург на меня, моншер, с ожесточением накинулись Н. Н. и Ф. Ф. - эти литературные вампиры и хотели высосать из меня всю кровь; но я славно отделал их, так что они надолго теперь прикусят язычки. Их недобросовестность возмутительна: я благодарю бога за то, что принадлежу к той литературной партии, которая пользуется уважением всех достойных людей… Вчера я был на литературном вечере у князя…" и проч.
Он пишет, а внутренний голос говорит ему:
"Послушай, голубчик, не ошибаешься ли ты, называя господ Н. Н. и Ф. Ф. вампирами?
Какие они вампиры! они очень добрые и веселые люди и сочинители хорошие; ведь они не признают в тебе достоинств потому только, что ты находишься в работниках у заклятого врага их; отойди от него - и они примут тебя с распростертыми объятиями, будут хвалить и восхищаться тобой и находить в тебе замечательный талант… Они могут доставить тебе настоящую известность, которой ты так давно и напрасно добиваешься…" Фельетонист задумывается и закуривает трубку.
"Неужели они меня примут с распростертыми объятиями? - недоверчиво спрашивает он у своего внутреннего голоса, приятно усмехаясь. - Впрочем, если бы и так, то могу ли я теперь идти против самого себя, могу ли изменить собственным мыслям, чувствам, убеждениям?"