Петербург - нуар. Рассказы

Я засмеялась. И Миша тоже смеялся. Он никогда не мечтал. Всегда, сколько мы были знакомы — он был женат. То на завотдела в «Березке». То на финке, то на шведке, то на известной балерине, то на знаменитой модели. Все его браки служили «машине социального становления» — так он сам говорил.

В постели, затягиваясь красиво «дежурной» сигаретой: «Понимаешь, девочка, я не могу на тебе жениться. Я давно уж превратился в машину собственного социального становления…»

Когда-то я радовалась неизменным приездам роскошного Бакалейщикова — то на «мазде», то на «хонде», то на «хонде», то на «мазде»…

Походам в рестораны и кафе, ночевкам в дорогих гостиницах, развеселому сексу спортивного характера, со всякими там интересными заграничными фенечками…

Я говорила: «Давай не пизди — скручивай».

А он мне пел песенку из «Беспечного ездока»

Don’t bogart that joint, my friend
Pass it over to me
Don’t bogart that joint, my friend
Pass it over to me

Rollllll another one
Just like the other one
That one’s just about burned to the end
So come on and be a real friend…

И объяснял, что в современном английском есть такой глагол «to bogart».

«От Хамфри Богарта, честно! Он появился после фильма «Ревущие двадцатые», там в начале в окопе Джим Когни дает Богарту затянуться своим бычком, а тот сразу, с одной затяжки этот бычок до конца выкуривает, ничего Когни уже не оставляет… Это хипповской такой глагол, типа, затянулся, так не «богарть», а передавай дальше товарищу… «Ревущие двадцатые». А у нас он почему-то назывался «Судьба солдата в Америке». Хотя они там солдаты только первые пять минут, именно вот эта сцена, в окопе. А потом они все, на хер, бутлегеры уже… А ты, наверное, не видала это кино… В твое время оно уже и из «Повторного фильма» куда-то исчезло. А я вот еще помню… Все-таки семь лет разницы — это много. Именно по фильмам это заметно… ну и по музыке тож… A «Easy Rider» в совке и не показывали, пока видешники не появились…»

«Давай не пизди, забивай…»

И вот мы опять рядом. И даже номер у него опять в «Европейской».

И постель по-прежнему больше с элементами спорта, нежели медитации. Странно для травокура…

Он опять рассказывал про старое кино. У него в Америке обнаружился двоюродный дед.

«Ты прикинь, Ань, его звали как меня — Миша Бакалейщиков! И он работал композитором в старом Голливуде, писал для фильмов с Богартом. И с Лорэн Бэккол. Настоящую такую классную киномузыку… Эти киносы у нас шли в «Повторном фильме» на Ваське, помнишь? Трофейные и еще по лендлизу… И я тебя учил, как глаза надо подымать, когда прикуриваешь…»

Потом мы вспоминали нашу старую компанию, смешанную уже из разных обитателей площади.

Времена, когда все паслись во внутреннем дворе Малегота.

Макетная мастерская была в бывшей адмиральской квартире — такая анфилада проходных комнат, а сбоку еще и коридор.

Дом забрал театр, снизу и сверху стояли пустые нежилые квартиры.

И зайти в этот двор можно было просто в подворотню — без всякой охраны.

В середине восьмидесятых там работала целая компания художников.

И ко всем таскались друзья. Туда ходили другие художники, ходили музыканты… Актеры из близлежащих театров: из Оперетты, из Комиссаржевки, из Комедии…

Ходили и корсары: фарца, валютчики… проститутки из «Европейской».

Просто артистические бляди — «подруги поэтов», сопутствующие таким компаниям…

Художников звали смешно: Немков, Немцов и Немчинов.

И еще двух звали Табачник и Пасечник.

Приход в мастерскую человека по имени Бакалейщиков — всех уж развеселил окончательно.

Табачник, Пасечник и Бакалейщиков — дружили тесно между собой.

Немков, Немцов и Немчинов — наоборот, всю дорогу ссорились.

А Кит их разнимал…

Кит объединял всю эту компанию, он всем им делал макеты.

И ссорились часто из-за очереди к Киту. В самой первой комнате стояла огромная ванна, и Кит там разводил аксолотлей. Однажды он поссорился с пожарниками, они потом пришли и аксолотлей отравили.

Еще Кит собирал коллекцию чугунных утюгов.

Я однажды рассердилась на Табачника и кинула ему утюг в голову. Слава богу, промахнулась, могла бы насмерть.

Я всегда чем-то кидалась и била людей бутылками по голове — запросто.

Еще с детства. Ну а чего делать-то? Жизнь — борьба.

Иногда там, в мастёре, возникали драки — пьяные художники выясняли отношения не хуже корсаров.

Но не из-за очереди к Киту. И не из-за бабла. Драки все ж таки из-за телок в основном были. Типа: «Не богарть этот джойнт, сука, пыхнул — передай товарищу!»