Михаил Михайлович Голицын был ближайшим соратником Петра I, один из руководителей штурма Шлиссельбурга и Ниеншанца, а потом и президентом Военной коллегии. В царствование Анны Иоанновны попал в жестокую опалу и умер в 1730 году в возрасте 55 лет. Татьяна Борисовна в приобретённом доме прожила всю свою оставшуюся жизнь.
Домом также владел фаворит Екатерины II Пётр Васильевич Завадовский, который в Петербурге проявил себя на посту управителя Санкт-Петербургским банком, а позже и председателя комиссии по сооружению Исаакиевского собора.
Особые заслуги его перед Россией отмечены в деле развития народного образования. При его участии открыты в двадцати пяти губерниях бесплатные народные училища, что было одним из крупнейших событий екатерининского времени.
В этом здании размещался и знаменитый Пажеский корпус, прививавший дворянским мальчикам аристократические манеры.
Здание много раз изменяло свои очертания.
Ныне это великолепный особняк, хранящий строгий и торжественный дух александровского классицизма. Такой вид ему придал в 1803 году архитектор Луиджи Руска, неузнаваемо перестроив здание, возведённое когда-то для А. В. Макарова.
Здесь на углу Миллионной и Зимнедворцового канала царь пожаловал участок и Андрею Константиновичу Нартову, знаменитому «токарю» Петра.
Пётр I часто захаживал в деревянный дом Нартова и беседовал у него с художниками, рассматривая их работы.
Он приказал в его дворе построить баню, в которую часто ходил со своими денщиками. Токарный ученик Лаврентьев управлял там парилкой.
Сохранился забавный анекдот-разговор Леонтьева и Петра I в парилке.
Когда Леонтьев лил на каменку много воды, Пётр смеялся и кричал ему:
— Слушай, Леонтьев, не запарь нас живых, чтоб не сделали нас банными мучениками! Я, право, в числе их быть не хочу!
— Небось, государь, — отвечал парильщик, — нас старцы не любят!
— Ты отгадал, — сказал монарх, — однако не сделай из нас для них копчёной ряпухи!
Пётр Первый не случайно часто захаживал к Нартову, ведь его хоромы находились рядом, выходящие на Неву и Зимнюю канавку, у которой мы и находимся.
Поэтому следующий наш рассказ о зимних дворцах Петра I, возводимых для него и его семьи на невских берегах.
Окинем взглядом огромные дома № 31 и 33, стоящие на углу Миллионной улицы и Зимней канавки сейчас.
Трудно представить себе далёкое время начала XVIII века, когда впервые стали застраиваться невские берега и когда на заболоченной местности на этих местах появились первые «маленькие хоромы» и усадьба царя.
О них наш дальнейший рассказ.
Зимние маленькие хоромы царя
Первый Зимний дворец, о котором упоминает иностранный путешественник как о «маленьком домике голландской архитектуры», располагался примерно в юго-западном направлении нынешней Миллионной улицы и набережной Зимней канавки.
Первый Зимний дом Петра I строил Трезини, о чём свидетельствуют его собственноручные донесения.
По всей видимости, этот маленький одноэтажный деревянный домик с мезонином существовал только с 1708 года, построенный напротив Петропавловской крепости под защиту её пушек.
Берега Невы тогда были низкие, поэтому дворец Петра отодвинули подальше от берега.
Он состоял не более чем из десяти комнат и скорее был жилым частным домом «корабельного мастера Петра Михайлова».
«Маленький домик голландской архитектуры, в котором его величество живет зимою», — так его описал современник.
На втором этаже в мезонине жили бравые денщики, и, когда государь гневался, то запирал их на ночь снаружи.
В этом доме царь принимал как своих сподвижников, так и иностранцев.
22 декабря 1710 года Юст Юль, датский посланник при русском дворе также побывал у Петра в этом Зимнем дворце.
Он «застал царя дома — неодетым, в кожаном, как у ремесленника, фартуке, сидящим за токарным станком. — Далее он записал: — Царь часто развлекается точением и, путешествуя, возит станок за собой. В этом мастерстве он не уступит искуснейшему токарю, и даже достиг того, что умеет вытачивать портреты и фигуры.
При моем посещении он временами вставал из-за станка, прогуливался взад и вперёд по комнате… разговаривая то с тем, то с другим между прочим и о самых важных делах… Когда же царь снова садился за станок, то принимался работать с таким усердием и вниманием, что не слышал, что ему говорят, и не отвечал, а с большим упорством продолжал свое дело».