Петер из системы Скульд

И дверь родительской спальни знакомо скрипнула, затворяясь.

***

Кайзерин увидела юного фон Бюлова случайно — и совершенно внезапно. Миттельмайер собирался ей доложить, но не успел. Алек фон Лоэнграмм привел друга полюбоваться дворцовым парком на второй же день пребывания Петера в столице Империи.

В парк мог зайти кто угодно: в выходные дни он был открыт для посетителей с десяти утра до восьми вечера — за символическую плату, — а была суббота. Так что вообще-то Петер фон Бюлов вполне мог бы оказаться на усыпанных цветным песком дорожках и самостоятельно.

А что Хильдегарде фон Лоэнграмм выглянула в окно рабочего кабинета именно в ту минуту, когда под этим окном появился ее сын в сопровождении… вот этого… — наверное, это судьба.

Кайзерин всего на пятнадцать минут оторвалась от бумаг, доставленных с утра, подошла к окну с чашкой кофе в руках — и едва не выронила чашку. Кофе обжег пальцы. Хорошо — на ковер не пролилось, только на блюдце. И хорошо — заметить было некому. Вопиющее проявление невыдержанности.

Переведя дух и с преувеличенной осторожностью поставив чашку с блюдцем на письменный стол, императрица Новой Галактической империи нажала клавишу комма.

— Слушаю, ваше величество, — деловито отозвалась Анеле Линнер, как всегда невозможно аккуратная, внимательная и исполнительная.

— Хочу уточнить мое расписание, — сказала кайзерин. — Насколько я помню, в четыре двадцать у меня назначена встреча с директорами столичных театров, нельзя ли ее перенести?

— Можно, конечно, — отвечала госпожа Линнер, — но ее и так уже дважды переносили из-за заседания комитета обороны и…

— Поняла, — Хильдегарде жестом остановила поток слов. — А следующую?

— Вы хотите освободить вечер? — прямо спросила Линнер. — Я посоветовала бы вам перенести интервью в шесть и отменить встречу с господином Оффенрейтером. Журналисты переживут, а Оффенрейтера полезно немного помариновать.

Вот за это императрица и ценила свою секретаршу. Когда она выбрала из десятка предложенных кандидатур коренную уроженку Феззана, члены государственного совета в великом сомнении кривили физиономии: привычка не доверять лицам, происходящим не из Рейха, сидела прочно, то и дело напоминая о себе. Тогда Хильдегарде сказала:

— Это и политический жест тоже, господа. Мы теперь единое государство, полезно лишний раз продемонстрировать нашим подданным, что все они для нас одинаково ценны.

На самом же деле на бывшую главу секретариата флот-адмирала Лоэнграмма произвело впечатление резюме мисс… фройляйн? ну, короче, Анеле.

С тех пор минуло восемь с половиной лет, и ни разу за эти годы у кайзерин не возникло повода для недовольства.

А госпожа Линнер с полувзгляда увидела в самодержице коллегу — и повела себя соответственно, хотя и с поправкой на монархические заморочки. Она отлично осознавала, что ее начальство знает ее работу изнутри и при случае самостоятельно справится ничуть не хуже. Честно говоря, ее величество и обошлась бы без секретаря, да день не резиновый, хотя память кайзерин, кажется, границ не имеет.

За годы сотрудничества они давным-давно научились понимать друг друга с полуслова, притом ни разу не выйдя за рамки вежливой деловитости. Никакой дружбы между ними не было — и хорошо, — и все же, разговаривая со своей помощницей, императрица ощущала себя не монархиней беспрецедентного вселенского государства, а фройляйн Мариендорф. Просто майн кайзер… Райнхард… поручил мне эту работу, и мой долг исполнить ее как можно лучше.

Словом, женщины прекрасно сработались.

— Благодарю, — сказала Хильда своей помощнице, — так и сделаем. Вычеркните из сегодняшнего списка интервью и магната. В шесть я поеду домой.

Следующий звонок был частным и никого не касался.

Алек охотно согласился привести своего гостя в шесть сорок на чаепитие.

***

Слава всем богам, он все-таки совсем другой. Не так бледен. Глаза… настоящие, теплые, карие. В волосах, разумеется, никакой седины. Здоровая, свежая, не омраченная бедами юность.

И главное — мимика, конечно.

Но в первую минуту, когда он весь подобрался от осознания важности момента… меня знакомят с высшим лицом в государстве, выше и не бывает… настороженный, затаившийся в ожидании…

Кайзерин вошла в гостиную — почти простая, почти домашняя, почти обыкновенная, — улыбнулась тепло и сказала:

— Здравствуйте, это вы друг моего сына?

Никто никогда не узнает и не увидит, чего это стоило ей — и какая слабость охватила ее в следующую секунду от облегчения, потому что мальчик смутился, покраснел, затеребил пуговицу на синем мундирчике, и робко улыбнулся, вежливо кланяясь.

Кайзерин невольно вспомнила ту улыбку — и остереглась приглашать гостя к столу жестом. Боялась, что задрожат пальцы.

— Садитесь же, — произнесла она приветливо, — будем пить чай.

И аккуратно положила руки на стол, сложив их в замок.

Гость вроде бы ничего не понял, а вот Алек, кажется, заметил. Правая бровь приподнялась. Но промолчал. Умница.

— Мам, можно я сам чай разолью?

Больше чем умница. Просто клад.

— Конечно, дорогой. Мне — места на сливки оставь, пожалуйста. А вам, Петер? вас ведь зовут Петер?