Пьесы в стихах

глумящейся, быть может, (я не слышал),-

движенье конских крупов, копья, ветер,

чад факелов пылающих -- все это

как сон пошло, и я одно лишь видел,

одно: там, там, высоко в черном небе,

стальным крылом косой тяжелый нож

меж двух столбов висел, упасть готовый,

и лезвие, летучий блеск ловя,

уже как будто вспыхивало кровью!

И на помост, под гул толпы далекой,

я стал всходить -- и каждая ступень

по-разному скрипела. Молча сняли

с меня камзол и ворот до лопаток

разрезали... Доска была,-- что мост

взведенный: к ней -- я знал -- меня привяжут,

опустят мост, со стуком вниз качнусь,

между столбов ошейник деревянный

меня захлопнет,-- и тогда, тогда-то

смерть, с грохотом мгновенным, ухнет сверху!

И вот не мог я проглотить слюну,

предчувствием ломило мне затылок,

в висках гремело, разрывалась грудь

от трепета и топота тугого,-

но, кажется, я с виду был спокоен...

Жена

О, я кричала бы, рвалась бы,-- криком

пощады я добилась бы... Но как же,

но как же вы спаслись?

Прохожий

Случилось чудо...

Стоял я, значит, на помосте, рук

еще мне не закручивали. Ветер

мне плечи леденил. Палач веревку

какую-то распутывал. Вдруг -- крик:

"пожар!" -- и в тот же миг всплеснуло пламя

из-за перил, и в тот же миг шатались

мы с палачом, боролись на краю

площадки... Треск,-- в лицо пахнуло жаром,

рука, меня хватавшая, разжалась,-

куда-то падал я, кого-то сшиб,

нырнул, скользнул в потоки дыма, в бурю

дыбящихся коней, людей бегущих,-

"Пожар! пожар!" -- все тот же бился крик,

захлебывающийся и блаженный!

А я уже был далеко! Лишь раз

я оглянулся на бегу и видел -

как в черный свод клубился дым багровый,

как запылали самые столбы

и рухнул нож, огнем освобожденный!

Жена

Вот ужасы!..

Муж

Да! Тот, кто смерть увидел,

уж не забудет... Помню, как-то воры

в сад забрались. Ночь, темень, жутко... Снял я

ружье с крюка...

Прохожий (задумчиво перебивает)

Так спасся,-- и сразу

как бы прозрел: я прежде был рассеян,

и угловат, и равнодушен... Жизни,

цветных пылинок жизни нашей милой

я не ценил -- но увидав так близко

те два столба, те узкие ворота

в небытие, те отблески, тот сумрак...

И Францию под свист морского ветра

покинул я, и Франции чуждался,

пока над ней холодный Робеспьер

зеленоватым призраком маячил,-

пока в огонь шли пыльные полки

за серый взгляд и челку корсиканца...

Но нелегко жилось мне на чужбине:

я в Лондоне угрюмом и сыром

преподавал науку поединка.

В России жил, играл на скрипке в доме

у варвара роскошного... Затем

по Турции, по Греции скитался.

В Италии прекрасной голодал.

Видов видал немало. Был матросом,

был поваром, цирюльником, портным -

и попросту -- бродягой. Все же, ныне,

благодарю я Бога ежечасно

за трудности, изведанные мной,-

за шорохи колосьев придорожных,

за шорохи и теплое дыханье

всех душ людских, прошедших близ меня.

Муж

Всех, сударь, всех? Но вы забыли душу

того лихого мастера, с которым

вы встретились, тогда -- на эшафоте.

Прохожий

Нет, не забыл. Через него-то мир

открылся мне. Он был ключом,-- невольно...

Муж

Нет,-- не пойму...

(Встает.)

До ужина работу

мне кончить надо... Ужин наш -- нехитрый...

Но может быть...

Прохожий

Что ж -- я не прочь...

Муж

Вот ладно!

(Уходит.)

Прохожий

Простите болтуна... Боюсь -- докучен

был мой рассказ...

Жена

Да что вы, сударь, что вы...

Прохожий

Никак, вы детский чепчик шьете?..

Жена (смеется)

Да.

Он к рождеству, пожалуй, пригодится...

Прохожий

Как хорошо...

Жена

А вот другой младенец...

вон там, в саду...

Прохожий (смотрит в окно)

А,-- дедушка... Прекрасный

старик... Весь серебрится он на солнце.

Прекрасный... И мечтательное что-то

в его движеньях есть. Он пропускает

сквозь пальцы стебель лилии -- нагнувшись

над цветником,-- лишь гладит, не срывает,

и нежною застенчивой улыбкой

весь озарен...

Жена

Да, лилии он любит,-

ласкает их и с ними говорит.

Для них он даже имена придумал,-

каких-то все маркизов, герцогинь...

Прохожий

Как хорошо... Вот он, верно, мирно

свой прожил век,-- да, где-нибудь в деревне,

вдали от бурь гражданских и иных...

Жена

Он врачевать умеет... Знает травы

целебные. Однажды дочку нашу...

Врывается Джульетта с громким хохотом.

Джульетта

Ах, мама, вот умора!..

Жена

Что такое?

Джульетта

Там... дедушка... корзинка... Ах!..

(Смеется.)

Жена

Да толком

ты расскажи...

Джульетта

Умора!.. Понимаешь,

я, мама, шла,-- вот только что -- шла садом

за вишнями,-- а дедушка увидел,

весь съежился -- и хвать мою корзинку -

ту, новую, обитую клеенкой

и уж запачканную соком -- хвать! -

и как швырнет ее -- да прямо в речку -

Ее теперь теченьем унесло.

Прохожий

Вот странно-то... Бог весть мосты какие

в его мозгу раскидывает мысль...

Быть может... Нет...

(Смеется.)

Я сам порою склонен

к сопоставленьям странным... Так -- корзинка,

обитая клеенкой, покрасневшей

от ягод -- мне напоминает... Тьфу!

Какие бредни жуткие! Позвольте

не досказать...

Жена (не слушая)

Да что он, право... Папа

рассердится. Ведь двадцать су -- корзина.

Уходит с дочкой.

Прохожий (смотрит в окно)

Ведут, ведут... Как дуется старик

забавно. Впрямь -- обиженный ребенок...

Возвращаются с дедушкой.

Жена

Тут, дедушка, есть гость у нас... Смотри

какой...

Дедушка

Я не хочу корзинки той. Не надо

таких корзинок...

Жена

Полно, полно, милый...

Ее ведь нет. Она ушла. Совсем.

Ну успокойся... Сударь, вы его

поразвлеките... Нужно нам идти