Пьесы. Том 2

Кошон (сурово прерывает его). Каноник! Вы впадаете в заблуждение. Если Жанна видела дьявола, то ваш дьявол совсем на него не похож. Прошу вас, давайте не будем валить в одну кучу всех дьяволов, у каждого свой дьявол.

Фискал (спохватывается, конфузится, заметив вокруг улыбки). Простите меня, монсеньер, но существует лишь один дьявол.

Кошон. К тому же мы не на процессе. Допрос будет позже. Продолжай, Жанна.

Жанна (в недоумении). Но раз дьявол прекрасен, как же можно узнать, что это дьявол?

Фискал. Спроси об этом у своего кюре.

Жанна. Значит, самому нельзя узнать?

Фискал. Нет. И поэтому-то нет спасения вне церкви.

Жанна. Не всегда же у тебя под рукой кюре, это только у богатых так. А бедным людям трудно.

Фискал. Всем трудно избежать вечного проклятия.

Кошон. Оставьте ее в покое, мессир Фискал, дайте ей спокойно поговорить с ее голосами. Это же самое начало истории. Пока еще рано ее за них упрекать.

Жанна (продолжает). А потом, в другой раз, приходили святая Маргарита и святая Екатерина...(Поворачивается к Фискалу и бросает ему лукаво, с вызовом.) И они тоже были красивые, и они тоже!

Фискал (не может сдержаться; весь залившись краской). Они были голые?

Жанна (с улыбкой). О мессир! Неужели вы думаете, что господу богу не хватит денег одеть своих святых?

Раздаются смешки, и Фискал сконфуженно садится на место.

Кошон. Вы же видите, мессир Фискал, ваши вопросы вызывают только смех. Потрудитесь пока не вмешиваться. Иначе мы никогда не перейдем к сути дела. А главное, не забывайте, что в этой истории, даже если мы судим Жанну - особенно если мы ее судим, - мы ответственны за душу, живущую в этом хрупком дерзком теле... Подумайте же, какое смятение можете вы внести в эту юную головку, внушив ей, что добро и зло - всего лишь вопрос одежды. Наших святых обычно принято изображать в одеждах, тут я с вами согласен. Но...

Жанна (бросает Фискалу). А наш спаситель на кресте совсем голый!

Кошон (поворачивается к ней). Я только что хотел сказать то же самое, что сказала ты, Жанна, прервав меня. Но не тебе поправлять нашего высокочтимого каноника. Не забывай, кто ты и кто мы. Мы твои пастыри, твои учителя и твои судьи. Остерегись же своей гордыни, Жанна; если в один прекрасный день демон попытается завладеть тобой, он как раз гордыней и воспользуется.

Жанна (тихо). Я знаю, что я гордая... Но я ведь Дева господня. И если бы ему не нравилось, что я гордая, разве он посылал бы мне своего архангела в сверкающих одеждах и своих святых угодниц, облаченных светом? Почему же тогда он обещал, что я сумею убедить всех людей, и ведь я их убедила, таких же ученых, таких же умных, как вы. Почему я получила в дар от моего короля белые доспехи, верный меч, почему вела этих отважных воинов на поле брани среди картечи и скакала, не дрогнув, на своем коне? Пусть он оставил бы меня пасти овечек и сидеть за прялкой рядом с матерью, тогда я не стала бы гордой...

Кошон. Взвешивай свои слова, Жанна, взвешивай каждую свою мысль! Теперь ты уже обвиняешь своего господа!

Жанна (осеняет себя крестным знамением). Упаси боже! Я только говорю, что воля его свершилась, пусть даже он пожелал послать мне гордыню и осудить меня на вечные муки. Ведь это тоже его право.

Фискал (не в силах сдержаться). Чудовищно! Все, что она говорит, чудовищно! Как может господь пожелать, чтобы душа была осуждена на вечные муки? И как вы можете без дрожи слушать ее слова, мессир? В этих словах я прозреваю зародыш страшной ереси, которая рано или поздно станет раздирать нашу церковь.

С места подымается инквизитор. Худой, суровый, умное лицо; каждое произнесенное им слово проникнуто глубочайшей кротостью.

Инквизитор. Вникни хорошенько в мой вопрос, Жанна. Значит, ты веришь, что находишься сейчас в состоянии благодати?

Жанна (лицо ее светлеет). Когда сейчас, мессир? Я уже ничего не знаю. Все спуталось. В самом начале, когда я слышала голоса, или в конце процесса, когда я поняла, что мой король да и мои соратники отступились от меня, когда я усомнилась, когда отреклась и когда спохватилась?

Инквизитор. Не увиливай от ответа. Веришь, что находишься в состоянии благодати?

Все священники замолкают и жадно глядят на Жанну; очевидно, это весьма опасный вопрос.