Пьесы. Том 2

Жюльен. Но ведь мы тоже жили. Вспомни вечера, когда я играл для тебя. Тебе нравилось слушать, как я играю. А это тоже значит жить...

Коломба. Тебе нравились совсем другие пьесы, чем мне. А приходилось слушать твои. Ух, твой Моцарт, твой Бетховен!.. А когда на улице аккордеонист начинал играть мои любимые песенки, ты закрывал все окна, ты злился...

Жюльен. Я хотел научить тебя любить прекрасное...

Коломба. Почему это только ты один знаешь, что такое прекрасное? Что нравится человеку, то и прекрасно! А я вот люблю уличные песенки, танцульки, красивые платья и букеты цветов. А ты мне никогда ничего не покупал.

Жюльен. У нас не было денег.

Коломба. Ты просто не желал пальцем пошевелить, чтобы заработать! Это тебе претило. Самое главное было - беречь свое искусство. Чтобы стать великим пианистом. А я для того, чтобы ты стал великим пианистом, мыла посуду и целыми днями стирала в полном одиночестве. И если бы я во имя нашей великой любви продолжала вести тот же образ жизни и ты стал бы наконец великим пианистом, - так вот, когда тебя забросали бы цветами в вечер первого твоего выступления, воображаю, с какими руками я явилась бы на концерт. Правда, ты, возможно, купил бы мне перчатки, чтобы скрыть мои красные распухшие пальцы. Первые нерваные перчатки!

Жюльен. Это ужасно! Замолчи.

Коломба. Да, это ужасно, но, слава богу, с этим покончено. Теперь я сама о себе забочусь, живу так, как мне по душе. Смеюсь с теми, кто меня смешит своими глупостями, и не думаю о том, покажутся ли они тебе тоже смешными или же ты будешь мрачно глядеть мне в затылок, а вернувшись домой, надуешься.

Жюльен. Если я дулся, то лишь потому, что любил тебя, и я мучился, когда ты смеялась с другими.

Коломба. Ну и хорошо, больше я тебя мучить не стану... Прямо гора с плеч! Хватит, намучилась твоими муками, вечными твоими муками по любому поводу... О, конечно, хорошо иметь чувствительную душу, ведь не бревно же я в самом деле. В театре мне, как и всем прочим, приходится плакать, но в жизни, козлик, это обременительно! Хочешь, я скажу тебе все? С тех пор как ты уехал, я счастлива. Я просыпаюсь, светит солнце, я открываю ставни, и на улице впервые в жизни нет никаких трагедий. Плетельщик соломенных стульев, тот, что на углу Лионского банка, кричит мне: «Доброе утро, красавица! Я тебя обожаю!» Я ему говорю: «Доброе утро!» - и весь день не испорчен драмой за то, что я позволила себе ему ответить. И когда звонит почтальон, я открываю ему в ночной сорочке, и тоже никаких драм не следует. И вообрази, вовсе я не падшая женщина, просто я молоденькая женщина, а он почтальон. И мы довольны друг другом: он тем, что я в ночной сорочке, а я тем, что нравлюсь ему в зтой сорочке. И он уходит веселый такой, потому что воображает, будто что-то видел, и то, что он видел, нравится ему больше, чем стаканчик вина, а я радуюсь своей красоте, впервые не стыжусь ее, - и, убирая квартиру в ночной сорочке, пританцовываю. Потом раздеваюсь донага и моюсь в кухоньке, при открытом окне. И пускай себе господин, живущий напротив, хватается за бинокль - просто господь бог посылает нам обоим радость; и вовсе от этого я не становлюсь грешницей и не обязана по два часа реветь с тобой и тебя утешать. Эх, бедный мой козлик, разумеется, этого ты никогда не поймешь, но если бы ты только знал, как легка без тебя жизнь! Как прекрасно стать наконец самой собой, такой, какой тебя сотворил бог!

Жюльен. Но я ревновал потому, что любил! Если другой мужчина тебя полюбит, он станет так же ревновать, как я.

Коломба. Нет. Или, вернее, мне будет только смешно, и от этого моя жизнь печальнее не станет.

Жюльен. Арман тебя не любит! Ты же сама это знаешь.

Коломба. Знаю только, что он любит меня так, как мне нужно, и этого достаточно. Любит со мной посмеяться, говорит мне, что я красивая, доставляет мне маленькие радости и подносит мне маленькие подарочки, возится со мной.

Жюльен. Я... мне... мною!.. Будто нет других слов.

Коломба. Да, козлик, я теперь ученая. И ты только потому так опешил, что прежде эти слова говорил ты сам, только ты.

Жюльен (кричит). Но мне больно, Коломба!

Коломба. Да, Жюльен, все это очень грустно. И мне тоже было больно.

Жюльен. Я причинял тебе боль, не подозревая об этом, ведь мои упреки, мое ворчание - это же моя любовь к тебе.

Коломба (отчужденно). Нет, Жюльен, к самому себе.

Жюльен. Какие ты глупости говоришь!

Коломба. Ту, которую ты любил, ту, которую ты хотел видеть во мне, ты сам выдумал. И это была не я! Теперь я хочу, чтобы меня любили со всеми моими маленькими достоинствами и недостатками. Хочу, чтобы тот, кто меня любит, получал радость. А ты никогда не получал от меня радости, и ты никогда не научишься понимать женщин, а ведь единственное, что они умеют делать, - это доставлять радость. И не следует лишать их этого. А сейчас, Жюльен, я действительно опаздываю. Мы сказали все. Пусти, я пойду переоденусь.